Вокальная симфония «Песня о земле», может быть, самое горестное, мучительное, тянущее жилы создание Малера. Великому угрюмцу, конечно, и в других произведениях удавалось особенно емко соединять звук и философию, музыку и экзистенцию, но в «Песне о земле» живописание роскошно рассыпанных земных даров и осознание настоятельной необходимости все это отринуть как будто сшиблены лбами, и из этого столкновения извлечен редкостный по силе воздействия умиротворяющий покой.

Звукозапись предлагает нам шедевры интерпретации с участием лучших дирижеров и певцов ХХ века (симфония-кантата написана для тенора, контральто и оркестра). Но живой музыкальный процесс требует обновления восприятия, и на алтарь публичных прочтений приносятся все новые и новые жертвы. За этот сезон «Песню о земле» исполнили в Москве трижды: вначале осенью, в рамках фестиваля «Территория» под управлением Теодора Курентзиса (расширенный оркестр Musica aeterna), а затем сейчас, ранним летом, с участием оркестра Большого театра (дирижер Александр Ведерников) и НФОР (дирижер Александр Лазарев). Каждый раз публике представал новый «комплект» солистов.

Сначала о солистах многоголовых -- оркестрах. Все три раза мы слышали игру высокого класса, все три раза отдельные группы и солирующие инструменты давали понять, что нашим музыкантам все тонкости, нежности и ужасы Малера по плечу. Отличия, конечно, были. У Musica aeterna чувствовалась большая соотнесенность с экзистенциальным подтекстом, что определялось прежде всего воспитавшим оркестр Курентзисом; эмоциональность звука можно назвать скорее сухой. Оркестр Большого театра щеголял удивительной слаженностью, отладкой мелочей, тщательностью; игру тембрами можно назвать модельной. НФОР, напротив, являл нам безудержный разлив эмоций, и сольные эпизоды внутри оркестра звучали здесь более броско, празднично, аппетитно.

Конечно, в игре оркестров многое шло от установки дирижеров. Курентзис ставил на философию, на смерть, на приглушенность эмоциональных красок. Его цельная и мрачная, стоически беспощадная к человеку «Песня о земле» от начала до конца соприкасалась с другим пространством, служила мостом в непознаваемое. Нам было трудно и больно идти этой долгой дорогой. Ведерников по-своему, по-капельмейстерски, ставил на качество звука как таковое, и надо сказать, ему нигде не изменял вкус. Там, где Малер сознательно уходит в область тривиального, мера отстранения оказывалась достаточной, чтобы эстетизировать пошлость. Зато форме не хватало цельности из-за отсутствия какого бы то ни было философского базиса. У Лазарева бушевал ураган страстей, особенно захватывающе звучала первая часть -- «Застольная песнь о горестях земли» с ее сшибающими с ног эмоциями человека на грани нервного срыва. Общая форма строилась умело, но эмоциональность, не помноженная на мировоззренческую основу, давала сбои. Тривиальное скатывалось в надрыв, в пошлую истерику, в воздухе пахло пережатым Пуччини.

Среди солистов-вокалистов абсолютного лидера, харизматического малеровского певца не обнаружено. По разным причинам. Две немецкие меццо-сопрано -- Биргит Реннерт у Ведерникова и Иви Янике у Лазарева -- певицы второго положения и при всей их немецкой вышколенности и идиоматической сопричастности тексту не обладают той личностной безусловностью, которая нужна для этой партии. Последняя часть -- «Прощание» -- требует от певицы полной самоотдачи, медленного погружения в транс. В этом ее можно сравнить со «Смертью Изольды» или последними заклинаниями Марфы в «Хованщине». Певшая с Курентзисом Екатерина Губанова, российская певица, начинающая карьеру в Парижской опере, еще слишком неопытна, чтобы постичь до конца все премудрости «Песни о земле». Конечно, как и у немок, у Губановой не было и следа транса, но последнее нескончаемое ewig (вечно) все-таки длилось и длилось, а не пролетало с молодежной моторикой.

У тенора партия более неблагодарная, и все же Вольфгангу Шмидту у Лазарева удалось совершить невозможное: вокальная истерика первой части в целом захватила, при том, что голос не всегда слушался певца. Роману Муравицкому у Ведерникова пришлось туго: мало того, что он не всегда понимал смысл эпизода, голос его рвался, срывался и зачастую вообще не был слышен. Американец Доналд Литакер у Курентзиса озвучил теноровую партию вполне скромно.

Стоит ли называть победителя в этом скрытом соревновании? Лучше смотреть вперед и надеяться, что в один прекрасный вечер мы услышим «Песню о земле», где в одном флаконе будет и прекрасный оркестр, и ослепительно яркий дирижер, и более чем просто компетентные солисты.