Этот сезон Петербургский Малый драматический театр -- Театр Европы завершает премьерой по пьесе Леонида Зорина «Варшавская мелодия». О премьере и планах на ближайшие годы главный режиссер театра и его художественный руководитель Лев ДОДИН рассказал Наталье ШКУРЕНОК.

-- Признаюсь, меня удивил выбор для постановки «Варшавской мелодии» -- пьесы архаичной, построенной на советской проблематике, которая современному молодому зрителю непонятна: какая проблема в том, что хотят пожениться россиянин и полька?

-- Пьеса, по-моему, совсем не советская, она, скорее, написана в лучших традициях русского классического театра. Но сейчас я вспомнил о ней, пожалуй, в первую очередь ради того, чтобы дать проявиться нашей студентке из Польши – Уршуле Малке. А то, что вы называете архаикой, объясняется, по-моему тем, что в текстах спектаклей 40-летней давности были огромные купюры, которые уничтожили все то, что придает живой смысл этой истории. К тому же, пьеса написана замечательным, чеховским, по сути, языком. Студенты на первой пробе рты раскрыли – они ни разу не слышали пьесы современного автора, написанной таким красивым, осмысленным, живым русским языком. И главное, пьеса погружает в проблему огромной важности. Зорин, автор с мощным интеллектом, даже в те не близкие уже годы – пьеса вышла в 1967-м году - прозрел гораздо более коренную проблему, нежели проблема запрета брака с иностранцами – это всего лишь сюжетный поворот. Гораздо важнее запрета, прервавшего первый эпизод отношений главных героев, это та слабость, то отступничество, которое проявил Виктор во второй встрече. И та разница в менталитете, которая окончательно оформляется к третьему свиданию.

-- Я думаю, что старшее поколение вспоминает «Варшавскую мелодию» именно как пьесу о жестоких советских порядках, которые разрушали судьбы людей!

-- -Да, и это само по себе страшно. Кстати, сейчас и этот сюжетный поворот вполне актуален – никто не знает, какое законодательство ждет нас завтра: тогда запрещали браки с иностранцами, сегодня иностранцам нельзя торговать на рынках, их убивают на улицах, так что не будем зарекаться от того, что актуально, что не актуально. Но самое важное, что Зорин попытался столкнуть и проанализировать два мироощущения, два миросознания, две природы понимания мира и себя в нем – европейское и советское. То, что мы до сих пор считаем европейской слабостью и так называемую советскую силу: она, полька, все время говорит – я боюсь фашизма, я боюсь, что Гитлер может вернуться, я всего боюсь. А он, уверенный в себе советский человек, отвечает – не бойся, Гитлер уничтожен, я найду способ тебя защитить, я ничего не боюсь. И вдруг при первом же серьезном испытании европейская слабость оказывается силой, а советская мощь – душевной, нравственной и моральной слабостью. Это абсолютно современно! Ведь мы до сих пор продолжаем говорить и думать: ах, какая слабая эта Европа, ах, какие мы сильные и великие. Мы продолжаем растить и холить эту антитезу, и она еще может преподнести нам сюрпризы.

-- Мне даже показалось, когда Гелена сказала, что боится Гитлера и фашизма, что она имела в виду его, Виктора!

-- Конечно, она боится и той силы, которую он представляет! Она тянется к ней и боится ее, как боится Польша всякой силы, а мы не способны этого понять: государство, изнасилованное другим государством, боится силы, люди, изнасилованные государством, боятся силы. Мы тоже порядком изнасилованы нашим советским государством, но мы боимся даже думать об этом, не то, что говорить, и поэтому постоянно как заклинание твердим – мы сильные, мы сильные, в самом главном всё было хорошо, ну, в основном хорошо, ну, хорошее было важнее плохого. А ведь иногда признать свою слабость означает проявить подлинную силу. Я думаю, что тогда, 40 лет назад, из текста все это выкинули – и про желтую звезду, и про подругу-еврейку, и про страх возникновения нового Гитлера. Выкидывали отчасти из цензурных соображений, а отчасти потому, что это казалось непринципиальным публицистическим довеском к любовной истории. Это действительно, по сути, история Ромео и Джульетты – они здесь хоть и остаются живы физически, оба морально, нравственно, личностно изничтожены. И то, что тогда Зорин это углядел, делает пьесу абсолютно современной и по сегодняшнему сильной. Кстати, я к интернету отношусь с подозрением, не умею им пользоваться, но в последнее время мои помощники стали давать распечатки переговоров наших молодых зрителей поле просмотра спектаклей – я вижу, что современные молодые люди гораздо лучше понимают эту историю, чем старшее поколение.

-- Так про что же эта история?

-- Про проблему ответственности человека за себя и за другого -- перед временем, перед собой, перед Богом, который его создал и даровал свободу выбора. А мы об этом все время забываем! Про тяжесть этой ответственности -- перед сталинским или хрущевским спецотделом пасовали самые смелые. Я очень хорошо помню, как меня не выпускали за границу, я помню, что переживал, когда в шесть утра самолет, а мне звонят в два часа ночи и говорят: вы не летите. Ответственность нести непросто, и счастье свое отстаивать непросто.

-- Я видела вашу Уршулу Малку в других спектаклях, она говорит практически без акцента. А здесь ей пришлось вспоминать акцент?

-- Она, скорее, возвращается к тому, что для нее знакомо. Ей, кстати, и все эти проблемы хорошо понятны, очень близки ее семье: ее дедушка сидел в концлагере в Германии, двоюродный дедушка был заключенным Освенцима. В Польше тоже не любят говорить о личных трагедиях, об общих говорят, о личных не любят.

-- Вы так мощно заканчиваете сезон -- Гроссман, «Варшавская мелодия», два таких ярких произведения про советскую жизнь. Вы хотите еще и еще о ней напомнить?

-- А разве мы далеко ушли от советской жизни? Советская жизнь длилась все-таки почти 80 лет, она оставила мощный след в наших генах. Поэтому, я думаю, что все, что мы делаем, не столько про советскую жизнь, сколько про нас, сегодняшних. Чем дальше мы отходим от советского периода, тем отчетливее понимаем, как много он оставил в нашем сознании, в наших генах, в обществе, в государстве, в политике. И от этого возникает еще более драматическая мысль – если этот период оставил такой мощный след, значит, и само советское общество возникло не только в результате какого-то переворота, а в результате неких трагических закономерностей исторического развития России и всего мира. К сожалению, мы ко многому сегодня возвращаемся – к противостоянию, к недобрым чувствам по отношению к другим, к советской риторике. Гроссман пророчески написал в XX веке: душой эпохи становится национализм, и мы сейчас, в ХХ1-м видим это все отчетливее. Значит, эпоха пока все та же. Не только в России, но и в России, может быть, в России особенно.

-- Декада ролей ваших выпускников, которой вы завершаете сезон, -- что-то новое в нашей питерской театральной жизни?

-Да, мы обычно заканчивали спектаклями, сделанными силами студентов. Но дипломный спектакль – это всегда а-приори несколько ущербный спектакль, потому что студенты там играют всё, а не только то, что действительно могут и должны играть в своем возрасте и в своих возможностях. В этом году мы решили не делать таких скидок, не лежит душа к скидкам. И мы показываем наши репертуарные спектакли, в которых играют студенты-выпускники, но это уже не учебные спектакли, а спектакли текущего репертуара, где не может быть скидок на то, что ты студент. То есть, мы показываем не декаду дипломных спектаклей, а декаду дипломных работ в полноценных спектаклях нашего МДТ-Театра Европы. Часто до самого выпуска со студентов спрашивают по «студенческому счету», а потом они попадают на профессиональную сцену и начинается разлад: я же только что был первым на курсе, а на профессиональной сцене – последний. Мы предлагаем трезвую ориентацию в пространстве. Она не всегда утешительна. Но я думаю, что диплом артиста театра – не утешительный приз.

-- Вы берете к себе весь курс? Средства на их содержание найдутся?

-- Постараемся взять в театр довольно большую группу, но не всех, и сейчас как раз думаем, как это организовать. Надеемся, что получится: нам уже обещал помочь «Норильский никель», которому мы безмерно благодарны за участие в создании «Жизни и судьбы» и который очень воодушевился после этого спектакля. С интересом к этой компании относится фонд Михаила Прохорова, которому мы тоже чрезвычайно благодарны за понимание и за норильскую премьеру Гроссмана.

-- Вы всегда были самым гастролирующим из всех петербургских театров, но главным образом выступали за границей, а сейчас вы отправляетесь в большое турне по России.

-- Нам в последнее время все-таки не удавалось всерьез прорваться к нашему, российскому зрителю: спектакль «Братья и сестры» видели в 50 городах мира, и только в нескольких городах России. Это несправедливо, но сами организовывать гастроли мы не могли, а у городов не было средств вывезти такую махину, как театр, не просто. И мы придумали проект «Братья и сестры в городах России» - трехлетнее турне по городам России. Каждый год мы будем посещать 3-5 российских городов со спектаклем «Братья и сестры» и еще с какими-нибудь за компанию. Начали с Казани, испытали огромное удовольствие от города, от общения со зрителями. В результате возникли полноценные гастроли – мы привезли еще и «Дядю Ваню», и «Московский хор».

-- Куда еще собираетесь поехать в этом году?

-- В Псков и в Архангельск. А там завернем в Верколу – вспомнить своих друзей, оживить воспоминания. Благодаря этому проекту мы надеемся побывать и в Курске, и в Белгороде, и в Новосибирске, куда бы никогда сами не добрались. Приятно обнадеживает, что идея нашла отклик в бизнес-сообществе. Экономически реализацию этого проекта осуществляет Российский союз промышленников и предпринимателей и Фонд поддержки искусства и спорта, учрежденный Алишером Усмановым. И, конечно, Федеральное агентство по культуре не остается в стороне. Так что, лед все-таки движется.