В последнее время петербургская прима осваивает репертуар Майи Плисецкой -- и Лопаткину не смущает ни разница школ, ни разница темпераментов, ни разница обстоятельств. Важно другое: обозначить «наследство по прямой», преемственность титула первой балерины страны. Когда шестнадцать лет назад только что выпустившаяся из школы Лопаткина этот титул с легкостью взяла -- из воздуха, где он парил, не принадлежа никому, потому что балерины такого масштаба в безвременье просто не было, -- она о подобных вещах не задумывалась, она просто была сама собой. Теперь вдруг будто бы возникла необходимость легитимизировать власть. И вот вслед за «Гибелью розы» Лопаткина танцует «Кармен-сюиту». Приезжает заранее, репетирует до глубокой ночи, привозит для надежности своего собственного Хозе (Ивана Козлова из театра Бориса Эйфмана) и расчислено рассказывает историю о любви и смерти.

О смерти -- это всегда у Лопаткиной получалось отлично. В «Звуках пустых страниц» ее героиня была гостьей из темноты, в «Юноше и смерти» она появлялась в маске-черепе и уводила героя в прогулку по крышам Парижа (предварительно уговорив его повеситься). И в классике лучшая, непревзойденная ее роль -- в «Баядерке», и лучшая часть этой роли та, когда Никия уже не человек, но спускающаяся с Гималаев тень, объясняющая герою, что раз он ее предал, то уж и жить дальше не стоит. С любовью несколько сложнее -- знаменитый самоконтроль Лопаткиной мешает изображению великих страстей. Балерина может выгнуться дугой, изображая в «Легенде о любви» томление, но не будет никакого дрожания плоти в этой дуге, она будет прочерчена таким точным циркулем, что все оценят только фантастическую графику позы.

И тут -- Кармен. И конечно, эта испанская цыганка превращается у Лопаткиной еще в один вариант смерти, властной и холодной.

Короткое черное платье (никаких там красных тем!). Каждая поза графична, и в каждой позе нет ни капли соблазна. В контактах с Роком нет вовсе никакого смысла -- она сама себе Рок, и кто там еще мешается под ногами? С простодушным, крепким, наивным Хозе эта Кармен играет даже не как кошка с мышкой, но как змея с кроликом. Гипнотизирует мгновенно, чуть усмехается, ведет за собой. И вертикальные шпагаты, звучавшие у Плисецкой как эротический вызов, как знойное словцо в привычном словесном строе, превращаются у Лопаткиной в обыденную экстремальную речь. Кармен Плисецкой любила жизнь и рисковала ею, не задумываясь, но так, как рискуют девчонки, выезжающие на мотоциклах без шлемов. Риск, ежесекундно излучаемый Лопаткиной, запредельный, схожий лишь с наркотическими путешествиями.

И не складывается, не собирается дуэт. То есть Иван Козлов честно играет впервые влюбившегося взрослого мальчишку (и показывает себя при том образцовым партнером, без напряжения работающим с немаленькой балериной), но вот представить себе этих двух людей как пару невозможно. Влюбиться в такую Кармен может только отчаянный декадент, склонный воспевать собственную погибель в пышных стихах, но не здоровый деревенский парень. Они из разных историй, и вообще из разных вселенных.

А администрацию Большого можно только поблагодарить за приглашение балерины. В конце концов, спектакль «Ульяна Лопаткина» ничуть не менее интересен, чем спектакль «Кармен».