Спектакли Филиппа Жанти бывали в Москве не раз, но с большими перерывами, а постановки его так отличались друг от друга, что в следующий раз режиссера не узнавали. В середине 60-х Жанти, тогда еще молодой художник-график, на маленьком «Ситроене» объехал вокруг земного шара. Странствовал он четыре года, а в пути, чтобы заработать денег, показывал кукольные спектакли и даже снял для ЮНЕСКО фильм о кукольном театре. Через Россию он тоже проезжал, но об этом мало кто помнит. «Ситроен» потом оказался в музее, как совершивший самое длинное кругосветное путешествие, а Жанти стали считать режиссером-кукольником. В середине 80-х, когда Жанти со своим уже прославившимся театром снова приехал в Москву, все, кто хоть сколько-нибудь интересовался куклами, его запомнили и с восторгом описывали лукавые истории марионеток, вроде сюжета о любви кокетливой горжетки и фотоаппарата.

В следующий раз Жанти приехал уже в середине 90-х с «Неподвижным путником»; в сущности, это был совсем другой режиссер. В его спектакле не осталось практически ничего «кукольного», актеры танцевали, пели песенки и рассказывали детские стишки на разных языках, они тонули в полиэтиленовом море, буднично отрезали себе головы и превращались в грудных детей. Это был спектакль о детстве человечества, сюрреалистический и волшебный, сочиненный свободной фантазией, преображающий любой материал вокруг себя. После «Путника» не возникало сомнений, что Жанти -- гений.

В прошлом году в программе «Другой театр из Франции» в Москве побывал маленький спектакль Жанти «Проделки Зигмунда», и зрители, не знавшие, что это возобновление постановки двадцатилетней давности, изумились. Это был снова кукольный театр, классически игравшийся «на столе», только действовали в нем не обычные куклы, а пальцы, путешествующие в мире фрейдистских фантазий и языковых игр: туго набитая парадоксами и каламбурами болтовня героя тут выглядела такой же густой и изменчивой, как визуальная среда спектакля.

Приехавший на нынешний Чеховский фестиваль спектакль «Край земли» (2005 год) -- это снова «поздний Жанти», тот, каким он стал в 90-х, работая с актерами вместо кукол. И перенося свои размышления о подсознании и классическом психоанализе (а это один из главных сюжетов Жанти) в область поэзии и сюрреалистических снов. Но если в «Неподвижном путнике» речь шла о фантазиях детства, то «Край земли» -- о желании познать женщину, так никогда до конца и не удовлетворенном.

Это снова спектакль, полный феерических трюков (предметы и люди появляются и исчезают у нас на глазах, неживое оживает, а живое оказывается муляжом), но совершенных так легко, быстро, без швов и театральной «подачи», как само собой разумеющееся. В фантастическом мире все так и должно происходить. Вот один из персонажей выносит из-за кулис фанерную половинку человека и усаживает ее за стол с надписью E-mail. Меняет ему голову сначала на одну, потом на другую, третью (обритый наголо вариант подошел), оставляет на столе огромную бутафорскую кисть руки и уходит заниматься своими делами. Через минуту мы опять обращаем внимание на стол, а фанерный человек, оказывается, уже стал живым -- просматривает письма, зеленая рука, тоже оживши, ему мешает: хватает бумажки, вертит их и мнет. Письма, положенные в папку E-mail, сами собой со свистом улетают за кулисы.

Бывший фанерный мужчина оказывается героем. Вот он, уже в шляпе и пальто, идет с чемоданом куда-то, быть может, на вокзал, где у людей вместо голов стрелки в разные стороны. Черные щиты ездят туда-сюда, членят сцену на несколько экранов и выгораживают то вертикальное высокое и узкое пространство, то длинное горизонтальное. Задник окрашивается то алым, то голубым, и люди в контровом свете выглядят силуэтами. Герой встречается с женщиной в красном, между ними происходит танец-пантомима, из которой ясно, что женщину больше интересует чемодан. Из чемодана она вынимает куклу в красном, он -- мальчика-пупса. Глядь, а вот уже стоят, расставив толстые ножки, огромная, выше человека, кукла в таком же платье и ушастый пупс, которого удерживают четверо мужчин. Далее все по Фрейду: кукла с интересом разглядывает, что у нее под юбкой, заглядывает к испуганному пупсу в штаны, тут у него из ширинки и высовывается, извиваясь, змея. Рассерженный «малыш» отрывает кукле ноги, но вместо них у нее обнаруживаются лезвия ножниц, которыми она и отрезает змею. За кастрацией следует поцелуй, но лицо-маска куклы так и прилипает к губам мальчика. У девочки на месте лица оказывается недвусмысленная задница, а пупс следующим поцелуем прилепляет куклину маску к лицу новой живой девушки, зато у него самого теперь вместо детской головки свиная.

Превращение несется за превращением, сцена наплывает на сцену без внятного сюжета, но с ясным внутренним движением. Вот эпизод с подвенечными платьями и фатами, которые вынимают из чемодана -- их много, но и невестами хотят одеться все, даже мужчины отбрасывают предложенные штаны ради фаты и белого платья.

...И письма, письма. Герои их читают, рвут, выкидывают; открытые конверты превращаются в лица мужчин, потом в уходящий поезд. Сцену заполняют огромные голубоватые полиэтиленовые пузыри, они расправляются, шурша и колышась как море, заливают героев...

Гадкое огромное насекомое с членистым панцирным телом, тонкими лапками и человеческой головой обнимает женщину. Не поймешь, танцует или насилует, но кажется, она не против. А потом у него вырастают крылья, и теперь это существо уже может двигаться не только обхватив женщину, но и летать, и скакать на своих длиннющих комариных ногах.

В конце на пустую сцену выползают два пузыря, видно, что в их глубине кто-то движется, словно эмбрионы в икринках огромной рыбы. «Эмбрионы» припадают к стенкам пузыря, и на стенках отпечатываются их нечеткие силуэты, как за молочным стеклом. Из одной «икринки» выпрастывается мужчина, он видит внутри второго женщину, пытается прикоснуться к ней через шуршащую оболочку, поймать, то ложится под пузырь, то поднимает его на руки, подбрасывает, ловит. Пузырь летит -- смотрим, а в нем уже никого нет.

Публика сидела, замерев, с открытыми ртами. Потом делилась: мы такого никогда не видели. И правда, у нас такого театра нет, хотя «визуальщики», работающие как художники с предметным театром, в последние годы стали появляться. Филиппу Жанти через год будет семьдесят, он занимается театром больше сорока лет, но такого, как он, не только у нас, и «у них» нет. И надо пользоваться всяким случаем, чтобы увидеть спектакль живого гения.