«Грайндхаус» -- совместный проект Квентина Тарантино и Роберта Родригеса, киноманский альманах, отдающий должное сорному кино 30--20-летней давности, которое как раз и можно было в изобилии потреблять в затрапезных кинотеатрах, располагавшихся по обыкновению в спальных гетто и называвшихся как раз «грайндхаусами» (то есть «дробильнями»). В заведениях подобного рода практиковались сдвоенные сеансы, на которых за умеренную плату можно было по цене одного увидеть сразу два опуса, как правило, один другого хлеще. Отечественным аналогом «грайндхауса» вполне по праву могут считаться видеосалоны московской субурбии конца 80-х годов -- нравы там царили вполне соответствующие, да и репертуар удивительным образом пересекался с заокеанским ассортиментом: одну и ту же тирольскую эротическую комедию, гонконгский фильм про длиннобородого старого и, как правило, пьяного мастера кунг-фу или итальянскую псевдодукументалку про ад каннибалов можно было примерно в одно и то же время с равной вероятностью увидеть и на Маркет-стрит в Сан-Франциско, и в Орехово-Борисове. Это было то самое кино, которое принято обозначать термином explotation -- варганящиеся или покупаемые за рубежом за сущие центы образцы самых забубенных жанров и направлений. В голливудской табели о рангах такие произведения занимают примерно то же самое место, что дешевые и сердитые привокзальные пирожки, жаренные на машинном масле.

А вот что касается сдвоенных сеансов, то они у нас распространены не были. Возможно, именно поэтому в России (как, впрочем, и практически по всему миру) «Грайндхаус» разделен на две самостоятельные части -- «Планету страха» работы Родригеса (история о противостоянии горстки смельчаков армии инфицированных зомби; одной из главных героинь является девушка с пулеметом вместо ноги; снято все с уважением и пониманием стилистики Джона Карпентера и Джорджа Ромеро, но, к сожалению, многое позаимствовано не только у мэтров, но и у дурновкусной халтуры студии «Трома») и собственно тарантиновское «Доказательство смерти». Более того -- на наши экраны выходит не просто половина фильма, но перемонтированная и дополненная почти на полчаса режиссерская версия «Доказательства», в том виде, как она участвовала в конкурсе последнего Каннского фестиваля.

Из многочисленных «грайндхаусовских» жанров Тарантино выбрал те, к которым в своих предыдущих работах лишь примеривался, -- автомобильные фильмы-погони (в основном середины 70-х годов, не исключая и культовый в советском кинопрокате «Конвой» Сэма Пекинпа -- без прямой ссылки на эту удивительную картину тоже не обошлось) и сформировавшийся чуть раньше субжанр о подвигах -- чаще всего мстительных -- компаний девушек разной степени разнузданности («Сестры-лезвия» Джека Хилла и несколько картин Раса Мейера, главная из которых, безусловно, легендарный шедевр под не менее легендарным названием «Быстрее, киска! Убивай! Убивай!»). Кроме того, фильм в определенной степени можно считать и слэшером -- фильмом ужасов о маньяках, по порядку изводящих молодых героев: сам Тарантино в одном из интервью говорил, что «Доказательство смерти» -- не что иное, как слэшер, в котором привычный нож злодею заменяет автомобиль.

Впрочем, если в классических слэшерах убийца чаще всего оставался безличным (а то и безликим), то у Тарантино маньяк-автомобилист более чем персонифицирован. Трюкача Джека, голливудского каскадера-аутсайдера, основным занятием в жизни сделавшего преследование автомобилей с девицами, играет Курт Рассел -- в свое время любимый исполнитель помянутого уже Карпентера, сыгравший у него и Элвиса, и Змея Плискина -- одноглазого наемника-анархиста из антиутопической дилогии, совершившего побеги из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса и в конце концов вырубившего по своему хотенью все электроснабжение планеты. Такому человеку нет смысла прятаться под хоккейной маской -- пожалуй, Трюкач ближе к «Попутчику» Рутгера Хауэра. Но так или иначе в своем очередном вояже в поисках жертв он столкнулся с не совсем теми барышнями, к которым привык. И столкновение это привело к высшей степени разрушительным последствиям.

Но до того, как в свои права вступит чистое действие и начнется погоня, которую режиссер называет «пусть не лучшей, но одной из лучших в истории -- типа, в первую тройку уж точно входит», пройдет немало времени -- тем более в дополненной версии. И тут уже все не так однозначно. Героини фильма в первой его части очень много разговаривают, причем снято это точно так же, как знаменитая сцена в начале «Бешеных псов», когда вся банда сидит за столом и обсуждает истинный смысл хита Мадонны «Как девственница». Разговоры эти написаны блистательно -- но представьте, что если бы от «Девственницы» разноцветные мистеры из «Псов» перешли бы ко всей остальной дискографии замечательной певицы и не угомонились бы еще минут тридцать. Или как если бы заключенные женской колонии строгого режима (к слову, излюбленный контингент грайндхаусовских постановок) решили бы от нечего делать восстановить по памяти ключевые моменты «Секса в большом городе».

Разумеется, для киномана смотреть «Доказательство смерти» одно удовольствие. Но все чаще ловишь себя на мысли, что страсть Тарантино к мало кому нужному кино прошлых лет начинает до обидного терять признаки беззаветной одержимости. Он вроде бы работает с фильмами прошлых лет на том же уровне, что и в «Убить Билла» -- но вместо громокипящего кубка подлинной страсти шелестит листами гербарий. В Тарантино стало чуть больше от коллекционера, архивариуса, ценителя редкостей, чем хотелось бы. Лобовых ассоциаций стало чуть больше, подлинных чувств -- чуть меньше. И теперь о родстве «Доказательства» с майеровской «Киской»: это не столько общее ощущение, сколько тот факт, что на одной из героинь -- майка с сыгравшей у Майера главную роль Турой Сатаной.

В мелькнувшем на экране кадре, где показан кинотеатр, можно разглядеть текущую программу: на сей раз дают «Очень страшное кино-4» и «Волчью яму». О том, почему Тарантино выбрал именно эти фильмы, можно только догадываться. Но и собственно «Доказательство смерти» удивительным образом оказалось как раз посередине между этими непохожими постановками. Между изобилующей цитатами пародией и атмосферным хоррором, где настоящие ужасы начинаются гораздо позже, чем ты того ожидаешь.