Самарскую встречу руководителей России и Европейского союза небезосновательно назвали провалом. Дело не в том, что саммит не дал конкретных результатов. Хуже, что отношения характеризуются уже нескрываемым взаимным раздражением и непониманием целей и мотивов поведения партнера. Паузу следует использовать для трезвого, свободного от псевдопатриотической истерики анализа причин этого.

Вину принято возлагать на новые государства Евросоюза, которые восприняли членство в евроатлантических клубах как карт-бланш для сведения счетов с Москвой. Это упрощенная картина. Кризис назревал давно и носит во многом объективный характер, ведь экономические интересы России и ЕС весьма отличаются. Но, конечно, нет сомнений в том, что расширение Европейского союза в 2004--2007 годах послужило мощным катализатором негативных процессов. И разблокирование тупика зависит теперь от того, найдет ли Москва ключ к странам прежнего «социалистического содружества».

Проблемы отношений между Россией и ее бывшими сателлитами вызваны тем, что они очень похожи. Западная Европа, за плечами у которой почти шесть десятилетий интеграции, затвердила следующую истину: исторические обиды, сколь бы глубоки они ни были, нельзя превращать в инструмент текущей политики и экономики. Не потому что все вдруг искренне раскаялись и бросились друг другу в объятия, а исключительно из рациональных соображений. Дымящиеся руины, в которые превратился Старый Свет по итогам второй мировой войны, являли собой неопровержимое тому доказательство.

Ни Россия, ни государства Центральной и Восточной Европы и Балтии путем такого осознания не прошли. Идея реванша за прошлое (у каждого свое), жажда компенсации за историческую несправедливость с использованием современных инструментов являются сознательным или неосознанным лейтмотивом политики Москвы, Варшавы и большинства других столиц бывшего советского блока.

Подобная мотивация опасна тем, что подрывает рациональную основу. Когда политики начинают эксплуатировать такие деликатные моменты, как чувство национальной гордости, способность к холодному расчету резко падает. Совершаются ошибки, усугубляющие проблемы.

Так, ставку на разногласия внутри Европейского союза, вызванные наличием объективных проблем между старыми и новыми членами, Россия разыграла слишком грубо и прямолинейно. Когда европейские чиновники и политики гневаются по поводу того, что Кремль раскалывает ЕС, они, безусловно, лукавят. Объединение пребывает в глубоко раздробленном состоянии не из-за политики России, а из-за обилия внутренних противоречий. И было бы странно не пытаться извлечь выгоды из разброда внутри Европейского союза.

Однако действия России привели к обратным результатам. После 2004 года Москва избрала курс, по сути, на игнорирование несимпатичных новых членов Евросоюза и максимальное сближение с крупными континентальными державами -- Германией, Италией, Францией. Многие «гранды» были раздражены обилием сложностей, которыми обернулось расширение ЕС, и с пониманием отнеслись к желанию Москвы строить отношения в обход новичков. Россия, однако, стала этим бравировать, недооценив особенности внутриевропейского механизма. Крупные акционеры, конечно, обладают там контрольным пакетом, но блокирующий в руках миноритариев.

«Старая» Европа долго не хотела заниматься польским мясом или литовской нефтью, предлагая этим странам самим урегулировать конфликты с Россией. Польша, однако, настаивала, применяя все рычаги, Москва же, демонстративно ужесточая позицию, ставила своих друзей в ЕС во все более неудобное положение. В конце концов Россия не захотела сделать хотя бы ритуальный жест в адрес Варшавы и помочь дружественной Германии, которая как председатель Евросоюза предпринимала усилия по разблокированию переговоров о новом соглашении. Заявление Жозе Мануэла Баррозу в присутствии Ангелы Меркель о том, что проблемы Польши, Литвы и Эстонии -- это дело всего Евросоюза, стало крупной победой «новой» Европы, прежде всего Варшавы.

Вообще было странно рассчитывать, что в случае конфликта кого-либо из пусть и не самых популярных стран-членов с внешним, пусть даже и принципиально важным партнером организация займет сторону последнего. Это поставило бы под сомнение легитимность альянса.

Заведомо нерационально проведена и эстонская «кампания». Непонятно, какие цели ставили ее организаторы. В результате увеселений, которым у стен посольства Эстонии предавались новоявленные юные патриоты, в какой-то момент как по команде исчезнувшие, тема бездарной и вполне провокационной политики Таллина ушла в тень. Вся Европа, изначально с недоумением наблюдавшая за упражнениями эстонских властей, переключилась на неадекватную реакцию России. Потрясание кулаками и проклятия, изрыгавшиеся светочами отечественной политики, по сути, оказались пшиком. А в международной политике нет ничего более пагубного, чем пустые угрозы, не обеспеченные возможностями или реальным желанием применить силу.

Если мы хотим взаимовыгодных отношений с ЕС, а российское руководство вроде бы не давало оснований усомниться в таком стремлении, тактику придется пересматривать. От ставки на раздробленность пора отказаться. Политиков, лично заинтересованных в развитии контактов с Россией, в руководстве крупных стран больше нет, а пытаться использовать противоречия внутри Евросоюза чревато, как мы видим, противоположным результатом.

Конечно, потенциал малых стран по блокированию общеевропейской политики не бесконечен. Скажем, несмотря на угрозы, звучащие из Литвы и Эстонии, маловероятно, что они повторят польский прецедент. Все-таки Польша -- это особый случай и по масштабу (по европейским меркам большому), и по историческим характеристикам. Германия, например, может оказывать на Варшаву лишь ограниченное давление, с Вильнюсом или Таллином ситуация иная. Более того, Польша явно перегнула палку, почувствовав себя «царем горы», и в перспективе, когда будут решаться уже внутриеэсовские вопросы, может столкнуться с неприятными сюрпризами.

Тем не менее роль восточноевропейских стран в политике ЕС очевидна и непропорциональна их скромному экономическому потенциалу. Так что без нормализации отношений с бывшими сателлитами Россия едва ли может рассчитывать на успехи. Этого не нужно делать немедленно. Не стоит создавать у соседей впечатление одержанной победы, необходима пауза. Однако в перспективе отношения надо строить уже исходя из новой расстановки сил.

Нынешняя коллизия продемонстрировала и серьезную российскую проблему. Нельзя сооружать идейную конструкцию, опираясь фактически на одну опору -- победа в Великой Отечественной войне. Как ни прискорбно, не бывает войн, результаты которых были бы незыблемы и неприкосновенны. (Это, кстати, относится и к «холодной войне» -- тем, кто считает себя в ней победителем, еще предстоит возмущаться по поводу «пересмотра итогов».) Страны, которая одержала победу в той войне, больше нет. Строго говоря, Россия не имеет права монополизировать идеологическое наследие Великой Отечественной, выигранной СССР. И пока мы не осознаем, что живем уже в другом государстве, и будем пытаться присвоить себе достижения и грехи уже несуществующей державы, конфликты неизбежны. Не только внешние, но и внутренние.