Автором сценария фильма «1612» и соавтором сценария «Монгола» является один и тот же человек, Ариф Алиев, который десять лет назад получил Госпремию за сценарий «Кавказского пленника», но долгое время предпочитал оставаться просто «журналистом, пишущим о путешествиях». С Арифом АЛИЕВЫМ встретилась наш корреспондент Ирина ЛЮБАРСКАЯ

-- Скажите, Ариф, вы действительно стали теперь «кремлевским соловьем», как поговаривают?

-- Уж даже не знаю, что на это возразить... А ведь выгодно, наверное, быть «кремлевским соловьем»?

-- Надеялась узнать у вас. Однако если отбросить шутки, то все же ситуация явно революционная. Еще совсем недавно государство к кинематографу относилось равнодушно. Никому даже в фантазиях не пришло бы в голову как-то связывать администрацию президента с кинопроектами.

-- Ну, видно, срок пришел. Мне -- петь. Кому-то -- заказывать песни. Мне кажется, все эти слухи про Суркова пошли из Польши. Дело в том, что я там некоторым образом известен, поскольку написал об этой стране несколько благостных статей, когда про нее упоминали только в связи с драками на рынке и Папой Римским. Я писал про нормальную страну, где многое можно посмотреть, а люди доброжелательные и с удовольствием переходят с английского на русский, если понимают, что ты из России. Прекрасная страна, очень близкая России, парадоксально близкая и лингвистически в том числе. В Австрии, Бельгии, Румынии или даже Болгарии, например, этого совсем нет. И историческая память там ничего не подсказывает. А поляки постоянно себя ощущают во внутреннем диалоге с Россией -- у них Сталин, Петр Первый, Иван Грозный просто с языка не сходят. Мне показалось, что они даже нашу историю лучше знают. В общем, я там был персона грата. И тут вдруг они узнают, что Алиев написал антипольский сценарий. Тут же позвонила журналистка с вопросами: как же так? Я ей отвечаю, что ничего об этом не знаю, фильм не антипольский, но сюжет я ей рассказать не могу, поскольку связан договором. Она не растерялась и разыскала консультантов фильма. Ох, это люди, которых я очень не люблю. Они все время говорят: такого не могло быть. Эти люди и отдали польской журналистке свой вариант сценария. В Польше прочитали его и были полностью удовлетворены. Еще бы -- лишний раз им напомнили, что поляки в Кремле сидели, а русские бояре заочно польскому королевичу присягали!

-- Но для нас важно другое. Ведь почему всех волнует заказ Суркова? Потому что смута заканчивается воцарением Михаила Романова и установлением 300-летней династии.

-- Хорошо, я вам объясню, почему имя Суркова связывают с этим фильмом. Нужно придать легитимность непонятному празднику, Дню народного единства. Власти захотели, чтобы праздник был в привычное для народа время и заменил 7 ноября. Однако что-то эти грамотеи перепутали со старым и новым стилем, и если посчитать, то получается, что 4 ноября 1612 года -- это 25 октября на самом деле. К тому моменту вся Западная Европа перешла на григорианский календарь с поправкой в десять дней, а Россия по-прежнему жила по юлианскому. На новый стиль, как известно, мы перешли только после революции. Там уже была поправка в 13 дней. И 25 октября 1917 года стало 7 ноября по новому стилю. То есть в исторической проекции дата у обоих праздников получается одна -- 25 октября. Хотели, наверное, как лучше...

-- А получилось как всегда. Так от кого исходила идея фильма?

-- Знаете, я очень не люблю слово «идея» применительно к нашему кинопроизводству. В Америке идея -- это то, что в титрах обозначено story by, потом идет фамилия человека, который придумал сюжет и его записал на бумаге. У нас идея -- это позвонить Алиеву. За все время моей работы сценаристом мне не то что истории, никто темы ни разу не предложил.

-- А кто звонил?

-- Ну не Сурков, конечно. Хотиненко. Мне показалось, что мысль сделать фильм «под дату» вполне нормальная. Но главная проблема с этой темой -- никто даже представить себе не может, что такое ХVII век. Ведь страна была другая, и люди были другие. В памяти народной о Смутном времени есть только «мальчики кровавые в глазах» у Бориса Годунова, памятник Минину и Пожарскому на Красной площади и некий Лжедмитрий. А то, что Лжедмитриев было несколько, -- это уже специальные знания.

-- Еще есть Иван Сусанин...

-- Ну, это персонаж, перешедший в анекдоты, поэтому он не слишком привязан к определенному периоду. Повторяю, проблема в том, что это не были русские люди в нашем понимании. Например, мясом для русского человека была исключительно баранина. К коровам было отношение, как у индусов, -- только молоко от них брали. Между прочим, одно из обвинений Лжедмитрию состояло в том, что он ел телятину.

-- И что из этого следует?

-- Многое. Мясоедение -- это один из показателей культуры и, кроме того, показатель химического состава крови и плоти. Мы должны понять, что русские в ХVII веке были совершенно другим, иным народом, чем теперешние русские. И этот народ исчез. Кто его уничтожил -- трудно с определенностью сказать после стольких войн, революций, переселений, кровосмешений, массовых смертей, сталинских лагерей и насильственного внедрения в рацион питания рыбы путассу. Но и Романовы очень постарались, потому что им надо было переписать историю, сделать себя, захудалый род, Рюриковичами. Ради этого они были готовы на все. Вот князь Пожарский -- сильная личность, диктатор по натуре, был настоящим Рюриковичем. Вообще-то должны были избрать его на царство. Ведь кто такой Михаил Романов? Невнятный человек. 16 лет ему было -- вполне можно идти воевать, но он не пошел, а два года просидел с поляками в осаде, «человечину ядяху». Судя по всему, крикнули его на царство тогдашние казаки, теперешние бандиты по-нашему. Выбрали, чтобы не мешал бандитствовать. После воцарения Михаил Романов совершил единственный исторический поступок: он приказал повесить несчастного четырехлетнего ребенка, сына Марины Мнишек. Понятно, что эта династия должна была кончиться так же страшно, как и началась.

-- Если данных о ХVII веке так мало, то на чем же вы основываете сценарий исторического фильма?

-- Лучше бы всего в ход пошли мифы, которые так умеют лелеять американцы и потом по нужному поводу пускать их в дело. У нас же мифы все время норовят разрушить. Поэтому драматургически опереться практически не на что: те штампы, на которых держится любое хорошее кино, приходится изобретать самому. Что предлагают первым делом, когда делают такой заказ, как «1612»? Обязательно показать, как царевича Дмитрия зарезали, как Лжедмитрий в Москву вошел и как Михаил Романов, совсем мальчишка, венчался на царство. Ну и что за сюжет из этого можно склеить? Ведь между этими датами по 20 лет -- какой фильм это выдержит! Многие начинали, насколько мне известно, писать сценарии об этом времени именно по такой схеме -- мальчик с ножичком в груди, колокол, которому вырвали язык, Марина Мнишек в Кремле, приехавший из-за границы дворянин (привет тебе, князь Серебряный), ну и вся эта прочая ерунда.

-- Так у вас что, и Марины Мнишек нет?

-- Нет. Лжедмитрий дан мельком. Пожарский появляется в одном эпизоде. Мне просто понравилось, что он всех, кто денег на ополчение не давал, вешал. Минина сначала вообще не было, но потом появился -- все-таки Пожарский-то есть, как же без Минина, им же вместе памятник поставлен. И нет у меня никакого Михаила Романова вообще. Даже Кремля нет.

-- Вот это да! Вас могут обвинить, что вы написали не антипольский, а антирусский сценарий. И что вам сказали ваши заказчики?

-- Сначала у них был шок. Но прошел месяц, и они привыкли. Им вроде даже все это нравиться начало. Я, конечно, не могу гарантировать, что во время съемок не возникнет Михаил Романов. Вдруг режиссер решит, что без него как-то неприлично.

-- Вы имеете в виду, что приляпают этакий идеологический хеппи-энд?

-- Ну уж какой там хеппи-энд в Романове! У меня и без него хеппи-энд получился. Я вообще не люблю других концовок. Но не в том смысле, что все поженились и жили долго и счастливо. А в том смысле, как в «Титанике» -- там же тоже хеппи-энд. Хотя Ди Каприо утонул, но девушка стала другой: она изменила свою судьбу, пережила страстный роман, не вышла замуж за нелюбимого человека, научилась многим достойным вещам и все-таки прожила долгую и счастливую жизнь. Зрителю надо оставлять чувство восторга, даже если он плачет. А у нас любят под финал подгадить зрителю, убить все его надежды. Я помню, в детстве был страшно разочарован тем, что герой фильма «Коммунист» погибает в финале. Или Александр Матросов -- совершает свой подвиг, погибает и идут финальные титры. Ну и как они надеялись власть коммунистов сохранить, если у них так фильмы кончаются, а?

-- А каким образом в своей авантюрно-любовной драме вы все-таки объясняете народу, почему праздник 4 ноября?

-- Вот над этим я долго думал. Потому что пожелание было правильное -- связать это с церковным праздником, Днем иконы Казанской Божьей матери. Это же было очень символичное событие, когда иконой Кремль опозоренный обносили, чтобы от скверны очистить. Сделать образ праздника, поставить такую звонкую точку очень сложно -- все время натыкаешься на всякие пошлые драматургические ходы вроде летописцев с гусиным пером в руке. Мне и всем, кто фильм задумал, было ясно, что эту точку ставит святой старец, к которому за советом ходили и русские, и поляки. Это реальное историческое лицо, но в то же время -- собирательный образ, выдуманный персонаж. Но как я это придумал -- не расскажу. История, рассказанная в фильме, это чистый фикшн, даже фикшн в квадрате. Но из всей этой авантюрности вполне складывается великая державная идея. А пожелания, если они были кому-то высказаны из администрации президента, до меня дошли в той форме, что не надо писать в стиле «инда взопрели озимые, рассупонилось солнышко». И все.

-- В фильме говорят современным языком?

-- В общем, да. Правда, слово «современный» нельзя было произнести в ХVII веке. Не было еще такого слова. Так что всю лексику я подбирал так, чтобы этимологически никакой грязи из позднейших эпох не появлялось.

-- С Чингисханом, насколько я понимаю, вы поступили более гуманно, чем с Михаилом Романовым. Однако тоже рассказали историю не завоеваний, а унижений. Были проблемы с заказчиком?

-- Смотря кого иметь в виду под заказчиком. С Сергеем Бодровым мы уже работали на «Кавказском пленнике». Он человек очень профессиональный, сценарист со стажем, а теперь уже и прошел американскую школу кинопроизводства. Я написал сценарную заявку, исходя из тех же соображений, что и в случае со Смутным временем. Потом написал и первый вариант сценария. Бодров передал его продюсеру, и тот сказал, что это полное говно.

-- То есть ему хотелось показать великого завоевателя, много битв, коней, что-то типа Александра Македонского, только отправившего свои войска к реке Калке?

-- Да не знаю я, чего он хотел. Скорее всего, того же, что хотят все продюсеры. Впрочем, потом появились у фильма и другие продюсеры, и он вскоре тоже попривык и успокоился. Повторяю, что никто мне никогда этого не объяснял, даже тему не формулировал. Я думал над историей Чингисхана и во всем, что вы перечислили -- битвах и завоеваниях, -- не вижу драматургии. Поэтому, хотя фильм в итоге назвали «Монгол. Часть первая» и собираются снимать продолжение, лично я писать дальше сценарий не хочу. Можно, конечно, что-то придумать, но это очень сложно -- найти story в этой истории.

-- Каким источником вы вдохновлялись?

-- Есть «Сокровенное сказание монголов». По-моему, этого вполне достаточно. Все, что я просмотрел из литературы по Чингисхану, было как-то не по делу, не для сценария. Да и что я, с книжек списывать буду? В оплате сценария и книжки разница в тридцать, а то и в сто раз -- не в пользу книжки. Это же о чем-то говорит.

-- А как вы умудрились из «Сокровенного сказания монголов» вычитать такой поклеп на «отца нации», что пришлось на уровне главы государства разруливать ситуацию?

-- Ну там же так много вранья. Читаешь и видишь, что какие-то цели, детали фальшивые, концы с концами не сходятся. И почти та же проблема, что и с «1612»: монголы тогда и монголы сейчас -- это абсолютно разные народы.

-- А как вы относитесь к тому, что фильм снимается на монгольском языке?

-- Нормально. Картину готовят к международному прокату. Ну не на английском же монголам говорить с экрана! Правда, насколько я понимаю, снимают на старомонгольском языке, которого уже и в самой Монголии никто не поймет.

-- Это Мел Гибсон ввел моду делать кино на древних языках. Сначала казалось странным, что персонажи «Страстей Христовых» будут говорить на арамейском и латыни. А теперь уже и Клинт Иствуд снял фильм на японском, поскольку герои в нем японцы. Американцы даже запутались, по какому разряду «Апокалипсис» Гибсона или «Письма с Иводзимы» Иствуда номинировать на премии -- это же кино на иностранном языке.

-- Мне кажется, это нормальная тенденция. Сегодня Штирлиц, говорящий по-русски, уже наверняка не прокатил бы. И Темучин тоже не должен говорить как русский или американец.