Стоящий на берегу Женевского озера городок Нион сделал «имена» многим документалистам. К примеру, наш Виктор Косаковский именно здесь в 1993 году получил целых пять призов за «Беловых» -- комплект, сразу введший его в первый ряд мировой кинодокументалистики.

Все мы с возрастом обретаем опыт, если не мудрость. Опыт фестиваля «Образы реальности» -- отвага. Прошедший в тринадцатый раз форум расстался с приоритетностью документального кино: в программе немало фильмов постановочных, откровенно игровых и отчаянно провокационных. «Наш фестиваль не называется фестивалем документального кино, он называется «Образы реальности», -- формулирует художественный директор Жан Перре, один из ведущих теоретиков неигрового кино.

Я ему сочувствую. Кинофестивалей все больше. (Тот же Косаковский рассказывал, что его фильм «Тише!» в 2005 году показывался -- на каком-либо смотре -- каждый день.) Причина тому -- фрагментаризация культуры. Собственные запросы возникают у самых разных социокультурных групп. Все чаще фестивали обслуживают финансовые и репутационные интересы собственных организаторов и тех городов, где они проводятся. В некоторой шкурности можно упрекнуть даже те киносмотры, что когда-то были действительно крупными культурными феноменами и определяли место той или иной картины в системе ценностей. Теперь Канн стал закрытым клубом со строгим фейс-контролем (три десятка режиссерских фамилий переходят из списка конкурсантов в список членов жюри и обратно), Венеция тешит амбиции аутсайдеров мирового бокс-офиса, Берлин все норовит указать на болезненные точки тела современности...

Тут не до построения иерархии, не до определения ценности конкретной картины... И небольшие, но обретшие статус фестивали становятся павильонами, где демонстрируют новейшие образцы художественной мысли. Нион занял именно такую позицию: конкурс -- ничто, культурное движение -- все.

Конечно, здесь показывают и те фильмы, что принято демонстрировать на смотрах документалистики. Громкокипящие политические «Земляничные поляны» израильтянки Айелет Хеллер о палестинцах, выращивающих единственный свой экспортный продукт -- клубнику -- под постоянными артобстрелами. Справедливо гневное «Изготовление диссидента: разоблачение Майкла Мура» канадцев Дебби Мелник и Рика Кейна о прославленном кинорежиссере, создавшем себе имя ловкими манипуляциями. Заводное «Солнечное зеркало» Мики Каурисмяки о неисповедимых путях бразильской музыки. Ортодоксально документальных «Сыновей» немца Фолькера Кеппа, одного из последних твердокаменных реалистов среди неигровиков. Кепп не стесняется своего восточногерманского происхождения. Он снимает про Восточную Германию или про нашу Калининградскую область, или про украинскую Галичину, или про территории Польши, бывшие некогда германскими. Его фильмы редко длятся меньше двух часов, ибо политкорректность евродокументалистики подчинена принципу «детальность -- гарантия подлинности». Получается добротно, обстоятельно, иногда трогательно -- герои Кеппа, как правило, хорошие, небогатые люди, попавшие под колеса истории. И скучно... Так и в «Сыновьях», где речь идет о семье остзейских немцев, разделенной войной и воссоединившейся лишь в 70-е. «Сыновья» и получили главный приз. Выглядело это прощанием с уходящей --достойной -- документалистикой. Ключевой же (хоть и неназванной) темой фестиваля стала... власть момента.

Продвинутому директору Перре важно найти в документалистике то, что указывает на ее уникальное свойство -- преобразовывать текущий момент в художественный образ, переключать регистр с актуальности на вечность. И он находит: это способность запечатлеть решающий момент, поворотную точку существования. Очевидны две такие точки -- рождение и смерть.

Потому в нионской программе было много фильмов о смерти. О подготовке к ней в светлой картине «Потому что мечтаю» канадца Сержа Жегера о пяти стариках. О несправедливости умирания в «Большой распродаже», где 19-летний филиппинец умирал, потому что у его матери не было денег на диализ, а медицина в его стране тотально приватизирована (фильм, согласитесь, актуальный и для нас). О том, что остается и остается ли от умершего человека, в «Больше нет» немки Карин Юршик. О расплате смертью за борьбу в «Памяти Александра Литвиненко» голландцев Йоса Де Путтера и Маши Новиковой.

Контрастировало же «киносмерти» «фоторождение»: прошедшая в рамках фестиваля выставка фотографий японца Шунджи Додо, представляющая собой довольно брутальный репортаж о родах, пережитых Наоми Кавасе, известным японским режиссером; в своих фильмах она неутомимо проверяет на прочность границу между игровым и неигровым кино, экспериментом и традиционным повествованием. Ее новый фильм в конкурсе грядущего Канна. В Нионе же, открывшем Кавасе западному миру в 1996 году, она вне конкуренции: роды на черно-белых фото запечатлены во всем физиологизме, но и во всей экзистенциальной значимости. Новая личность входит в очень старый мир -- по японской традиции на циновке. Но физические муки роженица-провокаторша переоформляет в муки творчества: поистине незабываемо фото, где акушер извлекает из нее плаценту, а она, изогнувшись, снимает этот процесс на видеокамеру. Есть все-таки моменты, когда «образы реальности» рождаются самой реальностью.