Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, в начале нынешнего сезона вернувшийся в свой капитально отремонтированный (собственно говоря, после двух пожаров буквально из пепла возрожденный) дом, продолжает осваивать свежепостроенные пространства. Малая сцена, предназначенная для экспериментальных постановок, впервые предоставлена балету -- театр выпустил премьеру двух одноактовок. Сергей Петухов поставил на музыку Карла Дженкинса «Цвета белого», репетиторы театра воскресили в репертуаре сделанный в 1980 году балет Тома Шиллинга «Вечерние танцы», сочиненный на музыку Шуберта.

В балете Сергея Петухова виден источник, бьющий из ансамбля Игоря Моисеева, в котором Петухов танцевал. (После он занялся постановкой танцев для фигуристов -- его сочинения исполняет наша лучшая пара Оксана Домнина и Максим Шабалин; в театре Петухов работает впервые.) Кокетничающая с двумя парнями сразу девица явно сбежала из русско-народных танцев, но придуманный Игорем Моисеевым русский фольклор не единственный источник вдохновения дебютанта. Начинается и заканчивается спектакль совершенно по-эйфмановски (толпа в балахонах, покачивающаяся под ритмичную как бы молитвенную музыку), в середине же кусок натуральной аэробики и масса эстрадно-подтанцовочных эффектов. Лупящий по глазам стробоскоп также показался балетмейстеру органичным. «Цвета белого» -- это потому, что в белом цвете содержатся все цвета спектра; герои, сняв белые плащи-балахоны, оказываются в костюмчиках анилиновой раскраски. Подразумевается, что вот они, только что одинаковые, сейчас будут разными, но в дуэтах и трио отличаются цвета костюмов, но не пластика.

На фоне ярких пятен петуховского балета одетый в стилизованно-средневековые костюмы и освещенный мягким золотым светом балет Шиллинга смотрится вызывающе интеллигентно. Шиллинг почти тридцать лет (с середины 60-х до начала 90-х) руководил балетом берлинской Комише опер. В 70--80-х два «вторых» театра социалистических столиц -- Музыкальный театр и Комише опер -- очень дружили: возникали совместные оперные постановки и обменные гастроли. Шиллинг был желанным гостем в Музыкальном: в репертуар театра, всегда интересовавшегося выраженно-«драматическими», сюжетными спектаклями, он добавлял необходимую все-таки в последней трети ХХ века краску лирической бессюжетной неоклассики. Этот гэдээровский хореограф для Музыкального театра был «окном в мир»; понятно, что ни о каких американцах-французах тогда речи идти не могло.

Сейчас маленький (менее чем получасовой) балет, сделанный для солирующей пары и двух аккомпанирующих пар, перестав быть «самым авангардом в самом арьергарде», выглядит просто тем, что он есть: тихим стилизованным стихотворением. Шиллинг находил вдохновение в средневековых балладах -- оттуда и пафос дуэтов, и некоторое простодушие их (кинулись друг другу навстречу -- разошлись, забыть друг друга не могут -- и, конечно, девушка должна умереть от немыслимой любви). Самый красивый момент -- момент ворожбы или заклятья: герой будто в центре круга, героиня спиной к нему движется по дуге -- и полное ощущение, что это его вытянутая вперед рука держит девушку на невидимой привязи. Этим умением -- увлечь и удержать публику -- владел и сам старый немецкий хореограф. Молодому русскому хореографу это умение пока недоступно.