Бюст Гоголя и десяток квадратных столов, покрытых зеленым сукном. Так в поставленных Сергеем Женовачем (оформленных Александром Боровским) в Студии театрального искусства «Игроках» обозначено присутствие автора и место действия. К бюсту главный герой относится мальчишески непочтительно (использует его вместо шляпной полки и вешалки), автору доверяет, как самому себе (с предфинальным монологом, где чувствующий себя победителем Ихарев рисует планы блестящей жизни, еще не зная, что сам обманут, -- он обращается к Гоголю). Собственно, это, конечно же, символ спектакля -- незлобная насмешка над закаменевшими штампами, абсолютное трогательное уважение к Николаю Васильевичу.

Роли собравшихся в провинциальном трактире игроков обычно достаются взрослым и более чем взрослым актерам. Хотя лишь один персонаж сообщает на сцене свой возраст («Мне тридцать девять лет»), но в разговорах присутствует многолетний опыт, опыт десятков трактиров и сотен крапленых колод. У Женовача же актеры юны (театром полтора года назад стал выпустившийся из ГИТИСа курс) и не пользуются возрастным гримом. Этот штамп -- возраста -- отметается. И сразу очень многое меняется в тексте.

Ихарев (Андрей Шибаршин) -- не кинувшийся в жизнь шулера небогатый провинциальный барин. Совсем другой класс: у него манеры брокера, из тех азартных безумцев, что способны в одиночку порушить благополучие крупнейшей фирмы. Для гоголевского Ихарева мечтой (той самой, в которой он исповедуется Гоголю) становится Петербург; этому страны явно мало. Гоголевский Ихарев -- авантюрист и игрок -- старше и потому все же представляет пределы своих возможностей. Этот -- юн так, что нервно постукивающие по столу пальцы могут перевернуть вселенную, не заметив. И в этом Ихареве нет темы, что вносили в роль более старшие актеры, -- темы богоборчества, дьявольской гордыни; он не видит препятствий, и бороться ему не с кем. Но и градус крушения, градус отчаяния после понимания того, что подельники обманули его самого, другой: там, где у взрослого человека сминается жизнь, у этого Ихарева лишь прибавляется опыт. Он взрослеет, отрыдав две минуты под столом, -- и очевидно, что это лишь один из этапов биографии, не конец пути.

Компания шулеров, с которыми этот Ихарев сотрудничает, -- Швохнев (Александр Обласов), Кругель (Григорий Служитель), Утешительный (Алексей Вертков) -- иногда выходит за рамки аккуратной актерской игры. Кажется, они вдруг вспоминают, что надо «играть Гоголя» и потому быть как-то по-особенному театральными: и уж так изображают дружелюбие и сладкоголосие, что любой шулер бы насторожился -- а Ихарев этого не делает. Потому что занят только собой и своими великими планами? Возможно. Или потому, что воспринимает их как ровесников, а всю историю, несмотря на горящий в глазах денежный азарт, как шутку?

Сергей Женовач, быть может, так и любим народом за то, что всегда оставляет в спектакле пространство для дыхания, у него кислород не выгорает даже в пламени трагедии. Даже когда он берет безусловно трагедийный текст (как в фантастическом «Короле Лире», сделанном почти пятнадцать лет назад на Малой Бронной), режиссер обещает зрителю: на свете есть чем дышать даже в очень душные времена. И нынешние «Игроки» снова говорят об интересе к любому человеку и о надежде.