|
|
N°64, 12 апреля 2007 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Эрос в эпоху НТР
Зрелище получилось захватывающим, затягивающим. Длинные долгие триптихи и небольшие картины, оккупировавшие просторные залы, описывают во всей его сомнительной прелести совсем недалеко ушедший советский ХХ век: табуированный секс, фантастические вымыслы и домыслы. Истории мутантов и похождения секс-гигантов, заключенные в шкафы -- одетые и в пеналы -- раздетые манекены, галлюциногенные цвета, джазовые ритмы соединяются в бредовую, но очень цельную картину мира. Как и многие последние выставки нонконформистов, эта обнажает не столько концептуалистскую, сколько сюрреалистическую природу их творчества.
Нормальное развитие искусства в СССР было прервано как раз на подступах к сюрреализму. Неудивительно, что так и непройденное, но очень важное для освоения мира и художественных форм течение стало прорываться сквозь укатанную сталинизмом почву, как только появилась малейшая возможность. Постаревший, пообтершийся, утерявший революционную ауру и бунтарскую сущность сюрреализм на советской почве вернул себе былую дерзость -- на шестой части суши освобождалось сознание, расцветал индивидуализм, жизнь казалась невозможной без присяги старику Фрейду. Янкилевский принадлежал тому поколению советских художников, которое в юности открывало прелести модернизма -- сильные впечатления от Пикассо видны в его ранних работах, а короткие формулы Хуана Миро художник адаптировал настолько полно, будто сам и изобрел.
Трудно понять, как огромные триптихи делались в крошечной 15-метровой подвальной мастерской, где увидеть их целиком невозможно было не только посетителям, но и автору. И это в годы, когда коллеги по подполью предпочитали более скромные размеры -- и делать проще, и спасать в экстремальной ситуации ловчее, и покупателю увезти в чемодане куда подальше от не нуждающейся в подобных шедеврах родины сподручнее. Но Янкилевский видел свои работы именно в таких, совсем не по тем временам -- неудобных, предназначенных для больших залов -- размерах. Впервые состыкованный прямо в Манеже на знаменитой выставке 1962 года «Атомный реактор» произвел неизгладимое впечатление на самого Хрущева, зато потом долго уже никого потрясти не могли -- места не хватало. Выставки в небольших залах на родине не позволяли особенно развернуться, а затем работы просто разъехались по миру. Сложное впечатление произвели они в 1995 году, когда мучительными усилиями художника были собраны в залах Третьяковской галереи (потрясающую сюрреалистической же логикой переписку с ее администрацией художник частично опубликовал несколько лет назад) -- в не совсем продуманную экспозицию в не слишком подходящем пространстве. Зато на нынешней выставке масштаб художника сделался очевиден. Большие просторные залы произведения Янкилевского заполняют легко, без напряжения, по праву сильного. Янкилевский описывает не частности, он говорит обо всем сразу, соединяя эротику, роботов, мутантов, бытовые предметы, архаические символы в нечто вроде «Воспоминаний о будущем»: не дискретную картину мира, в котором пирамиды построены для ориентации космолетов в пространстве, а секс -- единственная возможность постоянного обновления сложной пространственно-временной конструкции. В этой системе всему есть место и внятное, совершенно материальное определение, а энергию заменяет мастерство воспроизведения, соединения деталей.
Насколько тщательно отобраны произведения видно при сравнении с каталогом. Изданный Русским музеем, куда переедет выставка, он переполнен картинками и информацией. За обилием деталей теряется ощущение цельности и мощи, потрясающее в залах фонда «Екатерина».
Фаина БАЛАХОВСКАЯ