Владимир Федосеев всегда стремился к неординарности своих концертных программ. Но на этот раз дирижера даже стоило бы упрекнуть в некотором неуместном экспериментаторстве. В программе первого в этом сезоне московского выступления руководимого им БСО значились Бетховен и Малер. Однако золотую классику решено было встряхнуть современными импровизациями, для чего в качестве солистки в концерт была приглашена швейцарская композиторша болгарского происхождения Галина Врачева.

Композитор, умеющий играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, -- трогательное, хоть и утомительное зрелище. Солируя в Пятом концерте Бетховена, Врачева сидела на сцене Большого зала Консерватории с видимым удовольствием, лицом выражая гораздо больше чувств, чем могли изобразить на рояле ее не вполне умелые руки. В поисках вдохновения она просветленно улыбалась то публике, то дирижеру, то висящему ровно за ее спиной бетховенскому портрету, для чего не ленилась выкручивать голову на сто восемьдесят градусов. Но, увы, из-под длинного рукава платья, которым солистка, словно царевна-лягушка, поминутно взмахивала, вылетало слишком много фальши, а собственного изготовления каденция -- козырная карта Врачевой -- оказалась слишком незамысловатой и куцей, чтобы ради нее идти на такие жертвы. Короче говоря, если уж Федосееву мил постмодернизм, то гораздо лучше туда пробиваться проверенным, великолепно получающимся у дирижера способом -- исполняя в наше постсоветское время советского Свиридова.

Понадеявшись, что увлечение современной импровизацией окажется мимолетным, и пролистав абонементную книжку БСО на этот сезон, нахожу другое увлечение, наверняка более серьезное -- Малер. Проводить полжизни в Вене и не заразиться «малярией» невозможно. Странно, что Федосеев, уже несколько сезонов руководящий по совместительству Венским симфоническим оркестром, не запустил малеровский цикл раньше. Возможно, давал московским слушателям передышку после того как те отслушали Малера у Евгения Светланова и Павла Когана. Для старта была выбрана Пятая симфония -- одна из самых красивых и известных, в массовом сознании прочно связанная со «Смертью в Венеции» Висконти.

В малеровское плавание Федосеев отважно пустился с не вполне благополучной медью. Риск тем не менее оказался оправдан. Неприятности у труб и валторн не помешали оркестру эффектно финишировать, попутно похваставшись отличной деревянной группой, продемонстрировав несколько несомненных удач и общую складную конструкцию. Малер у Федосеева -- колючий, костлявый и динамичный. Сложнейшая партитура не тает и не разваливается, напротив, крепко сбита. Вся оркестровая ткань видна насквозь. Томная тягучесть и упадническая меланхолия отсутствуют напрочь. Зато время от времени замечательно прорывается невесть откуда взявшийся свиридовский напор. Даже непонятно, как под такое можно умереть.