|
|
N°61, 09 апреля 2007 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Правая, левая -- где сторона?
За полгода до выборов политики пытаются решить, каким идеологическим коктейлем можно будет заманить современного избирателя. Лидеры партий, олицетворяющих основные идеологические течения в России, поясняют свои планы. А социологи оценивают, насколько эти планы в российском обществе реализуемы.
«Жесткое размежевание на правых и левых, которое было в 90-е годы, ушло»
Леонтий БЫЗОВ, руководитель аналитического отдела ВЦИОМ:
-- Левые настроения усиливались, начиная с конца 1990-х годов, и за последний год тоже возросли. Я не могу сказать, что очень сильно, на 3--4% увеличилась доля левоориентированных граждан, превысив уровень 40%.
Другое дело, что в нашем менталитете левое отлично от того, что принято называть левым на Западе. Потому что, строго говоря, у нас это идея социальной справедливости и сильного государства, которое способно навести порядок. То есть наша левая идея обращена не к гражданскому обществу, как на Западе, а к сильному государству. Потому что люди у нас плохо самоорганизуются и полагают, что только сильное государство способно эту идею претворить в жизнь. То есть сильный политический режим, организующий социальную справедливость. Поэтому самый популярный тренд -- «порядок и справедливость». Причем эта ориентация характерна практически для всех групп людей, в том числе и тех, которые раньше голосовали за правые партии. Можно сказать, что это мейнстрим в политической России сегодня.
При этом достаточно много неопределившихся. И это стало более актуальным в связи с общим состоянием дел в России и ожиданием президентских выборов. Очень многие ждали изменений при Путине и не дождались, то есть дождались не в той степени, в которой ждали. Этот запрос остался в значительной степени нереализованным, и он переносится на следующего президента. Он должен будет доделать то, что не доделал Путин. Это запрос на создание сильного социально-ориентированного государства. Люди ценят прежде всего внешнеполитические заслуги Путина. А внутри у нас как порядка не было, так и нет.
У нас такой менталитет: считается, что все делает президент, а все остальные -- просто чиновники, которые ему служат и не имеют собственной политической субъектности. Это касается и депутатов. Поэтому запрос предъявляется именно главе государства.
У людей нарастает определенная неудовлетворенность. Когда страна была бедной, до нефтяного бума, то казалось, что каждый живет, как может, бывали времена и похуже. А сейчас складывается впечатление, что страна купается в деньгах, есть огромный стабфонд, строят коттеджи, ездят по Москве на навороченных машинах, все это усиливает представления о социальных контрастах. Что деньги есть, а меня они стороной обошли! Это вызывает неудовольствие огромной части людей, хотя зарплаты и пенсии растут, но меньшими темпами, чем хотелось бы. Потребности растут быстрее, чем их реализация. И сегодня тот уровень жизни, который показался бы вполне благополучным еще пять лет назад, явно недостаточен.
У нас примерно 18% правых, кто во главу угла ставит рынок и политическую демократию, -- это не только маломощная правая оппозиция, но и многие, кто поддерживает «Единую Россию». Она в глазах многих людей в какой-то степени защищает интересы именно свободного рынка.
Третья идеологическая ниша -- русские националисты, которых можно оценить в 10%. Правда, идейным национализмом у нас заражено до 60% населения, которые в той или иной форме испытывают бытовую ксенофобию. Но это очень далеко от политического национализма, то есть ксенофобию испытывают, а за националистов голосовать не готовы. 10% это, можно сказать, радикальные националисты, которые готовы голосовать за партию националистической ориентации, если бы такие появились. Но сегодня таких влиятельных партий нет, есть только попытки.
Что касается латентных националистов, то их так много потому, что приток мигрантов требует определенной адаптации, наше общество к этому не готово и, естественно, испытывает трудности притирки. Приезжие раздражают своим видом, манерой поведения, они выталкивают русских из каких-то сфер. Бытовая ксенофобия характерна не только для нас, в Европе тоже она есть из-за притока мигрантов. Когда этот рост был не очень большим, общество успевало их культурно адаптировать. Сейчас же возникают ситуации, когда меньшинства, гораздо лучше организованные, чем русское большинство, начинают сами навязывать свои культурные порядки. А это людей страшно раздражает. Мягкий национализм растет, а жесткий -- «Россия для русских» -- нет.
Общество стало при этом очень однородным, даже правые партии не чужды идей социализма, а левые -- идеям рынка. Жесткое размежевание на правых и левых, которое было в 90-е годы, ушло. В партиях люди перестали видеть носителей каких-то идей, идейные споры стали казаться пустыми, люди начинают спрашивать, а что эти партии могут реально сделать? Мы видим, что некоторые партии даже с очень правильными лозунгами набирают на выборах 1,5%. Потому что люди не видят лидеров, способных что-то сделать, а без лидеров эта партия кажется набором слов.
Я считаю, что у нас вообще ненормальная партийно-политическая система, она не сформировалась и не прижилась. А с середины 90-х годов даже деградировала. Ее пытаются искусственно насадить, но это не встречает поддержки общества.
Интересы появляются, когда общество находится в стабильном состоянии, сформирована структура, устойчивые классы, у которых появляется своя идеология. У нас пока говорить о том, что какие-то социальные группы имеют свою идеологию, нельзя. Хотя, например, бюрократия осознает свои интересы. Огромную роль играют не социальные интересы, а культурные слои. То есть коммунисты -- это не те, кто серьезно хочет строить коммунизм, а те, кто сохранил культуру советского периода, уклад жизни. То же самое касается демократов, за которыми стоит городская интеллигенция.
Мы проводили исследования четыре года назад, перед предыдущими выборами, ситуация стабильна. Скачок был после дефолта в 1998 году, когда общество потянулось к сильному государству.
«В электоральном выборе идеологические мотивы играют маргинальную роль»
Григорий КЕРТМАН, руководитель аналитического отдела ФОМ:
-- Сейчас наша политика вообще очень сильно деидеологизирована. «Союз правых сил», вовсю использующий левые лозунги, -- самый яркий тому пример. Трудно ожидать отчетливого идеологического размежевания среди избирателей, когда его практически нет в элитах. Уже в конце 90-х в «политическом классе» распространилась всеохватывающая мода на «центризм». Большая часть политиков стала тогда говорить: мы прагматики, люди дела, умеренные центристы. Этими словами маскировалось нежелание занимать определенные позиции, часто -- просто отсутствие убеждений, политических взглядов, программных установок. Чуть ли не все стали призывать и уговаривать друг друга «не делить общество на красных и белых». Используя этот пафосный штамп, людям, по существу, внушали и внушают мысль о том, что идеологическое размежевание, плюрализм, противостояние разных взглядов на пути развития страны равносильно гражданской войне, что это смертельно опасная патология, а не нормальное состояние общества. И чем дальше, тем больше из нашей публичной политики уходит идеология, которую замещают однообразные политические технологии. Неудивительно, что и среди избирателей сколько-нибудь четкого расслоения по идеологическим признакам не наблюдается.
На днях слышал, как на «Эхе Москвы» в передаче, посвященной событиям на Украине, ведущая вполне искренне недоумевала по поводу того, какие, собственно, могут быть идеологические разногласия между партиями и политиками, если у них должна быть общая цель -- благо страны. Мысль о том, что представления об этом благе, а тем более о путях его достижения, могут быть разными и что именно конкуренция этих представлений составляет вообще-то самую суть политического процесса, ее явно не посещала. И это на самой, наверное, политизированной радиостанции. Чего тогда ждать от среднего избирателя?
Даже на Западе деление на левых и правых становится все более условным, утрачивает четкость. Несколько десятилетий назад различия между левыми, то есть сторонниками активного участия государства в экономике, социальных программ, сокращения социального неравенства, и правыми -- сторонниками большей свободы рыночных отношений, сокращения государственного вмешательства в экономику, снижения социальных расходов -- были гораздо заметнее. У избирателя были относительно надежные ориентиры: предпочитаешь расширение социальных гарантий, программы по борьбе с безработицей и так далее -- голосуешь за левых, предпочитаешь снижение налогов -- отдаешь свой голос правым. Сейчас эти различия не так отчетливо выражены, да и в целом социально-экономическая проблематика играет в политической повестке дня несколько меньшую роль -- в частности, кстати, именно потому, что различия менее выражены.
В России в середине 90-х главный идейно-политический водораздел пролегал между сторонниками и противниками возвращения в прошлое. Так и различали левых и правых. Но время идет, и сейчас уже о советской эпохе редко говорят однозначно -- и как о «золотом веке», в который надо срочно и во что бы то ни стало вернуться, и как о времени полного выпадения из цивилизации, от которого надо бежать, не оглядываясь. Вопрос более или менее решен, эмоций по этому поводу стало меньше, лексикон изменился. Для молодежи эта дилемма вообще неактуальна. Так что постепенно этот, безусловно идеологический, критерий политического выбора отходит на второй план.
К тому же у нас в отличие от стран Запада нет традиционных политических привязанностей, передающихся из поколения в поколение. Многопартийность существует недавно, да и за это время крупные партии возникали и исчезали, сливались, меняли названия и риторику...
Я не вижу оснований говорить о сдвиге влево в умонастроениях избирателей. Установка не просто на активную социальную политику, но и на тотальную опеку со стороны государства очень сильна в России, но такие патерналистские настроения всегда были сильны. И не сказать, чтобы в последнее время они ощутимо окрепли. Если говорить о декларируемых программных установках в сфере экономической и социальной политики, то сегодня самая правая партия -- это «Единая Россия». А она, как известно, доминирует и получает на выборах несметное число голосов. Можно по-разному объяснять и интерпретировать этот факт, но с тезисом о радикальном полевении нашего электората он как-то плохо стыкуется.
«Россияне традиционно тяготеют к «сильной руке» и единоличной власти»
Леонид СЕДОВ, ведущий эксперт «Левада-Центра»:
-- Левые-правые -- эта номенклатура не очень ясна нашему населению, как показывали предыдущие исследования. Люди довольно смутно могли определить, что значит тот и другой термин. Даже такое понятие при самоидентификации, как «демократ», тоже было недостаточно ясным. И зачислявший себя в демократы Жириновский со своей партией какой-то частью населения принимался как таковой. Путин в восприятии населения также ходит в демократах. Все эти политологические обозначения для широких масс зачастую не очень ясны.
Из того, что на прошедших региональных выборах поддержку получили обе партии власти, можно сделать вывод, что в плане самообозначения и самоидентификации люди предпочитают называть себя не сторонниками партии власти, а центристами. Идеология центризма здесь -- это защита идей стабильности, как основополагающей идеи, и порядка. Эти идейные установки во многом определяют симпатии при голосовании как за партии, так и за президента. И голосуя, граждане отдают свой голос, выбирая кандидатуру именно из этих оснований.
Что касается правой» идеологии то скорее всего те не очень большие победы со стороны СПС, которые мы наблюдали на региональных выборах, к выборам в Госдуму не подтвердятся. Электорат, отдавший голоса за правых, расплывчат, и избиратель этого типа склонен оглядываться по сторонам, в том числе и на «Яблоко». Из жалости и сочувствия на следующих выборах часть электората может перекинуться к «Яблоку».
Люди старшего возраста голосуют за левых. «Пенсионерский» электорат более дисциплинирован, молодой же электорат, как ни странно и ни печально, не воспринимает пока активно либеральные и «западнические» тенденции. Молодой электорат к идеологии равнодушен. Здесь интересные различия между «яблочниками» и эспээсовцами заключаются в том, что первые менее антиавторитарные, чем молодой электорат эспээсовцев. «Яблочники» менее прозападны, чем эспээсовцы. эспээсовская молодежь более ориентирована на Запад и западные образцы в политике. «Яблочники» гораздо в меньшей степени поддерживают такие идеи, как концентрация власти в одних руках и скорее выступают против. А молодым избирателям СПС больше свойственны эти идеи. Молодости вообще свойственно любование властью и силой. Это подростковая черта, которая свойственна и российскому сознанию в целом, потому что оно тоже во многом пока еще «подростковое».
Националистическая идеология пока не сформировала харизматического лидера, за которым бы массово потянулся избиратель. История давно показала, что националистические течения расистского типа требуют вождя. Но, несмотря на то, что националистические ксенофобские настроения у нас распространены, они не приобретают в отсутствие лидера угрожающего размаха. Это существует в виде такого размытого националистического бульона, который может быть сконцентрирован путем опущенного в него стимулятора-вождя. Тогда он станет густым и плотным.
Идеология формируется двояко. Есть такая вещь, как национальный менталитет, политическая культура, в которой какие-то идеологические вещи рождаются стихийно. Есть такое понятие, как культурное наследие, и россияне традиционно тяготеют к «сильной руке» и единоличной власти. Упоение сильным лидером -- из той же серии. Это все реалии национальной политической культуры. Но идеология рождается не только снизу, из глубинного сознания. Политики улавливают присущие народу настроения и начинают их культивировать и обыгрывать. Профессионалы-идеологи из этих настроений формируют более четкую концепцию.
Вряд ли можно утверждать, что сегодня усиленно навязывается какая-то идеология. Например, сейчас продвигается «сверху» «русская идея», но тот же «Русский проект» партии «Единая Россия» пока не более чем проба пера.
«Идеология социальной справедливости не чисто левая идеология»
Никита БЕЛЫХ, лидер «Союза правых сил»:
-- Государство пока не навязывает идеологию, но активно участвует в формировании левых настроений. Развитие левых идеологических предпочтений, наблюдаемое в последнее время, логично и находит спрос со стороны многочисленных партий, играющих на социальной риторике. Это и КПРФ, и «Справедливая Россия», и даже «Единая Россия», которая по своей сути больше левая партия, чем правая. Правящая партия в условиях профицитного бюджета в предвыборный период не левой быть не может, очевидно, что она должна выходить с популистскими заявлениями. Ведь никакие призывы сокращать расходы и капитализировать доходы сейчас не воспринимаются населением.
Другое объяснение того, что за последний избирательный цикл возросло количество людей, придерживающихся левой идеологии, -- в том, что очевидный рост благосостояния государства человек не ощущает на себе в той мере, в которой он хотел бы. Из-за этого люди поощряют реформы по скрытой национализации, по усилению участия государства в экономике. От экономического патернализма, который содержится в идее укрепления участия государства в экономике, рукой подать до идеологии, приятной многим нашим гражданам: что государство должно о тебе позаботиться во всем, взять полную ответственность за трудоустройство, обеспечение жильем и прочими благами.
Идеология социальной справедливости не чисто левая идеология. Если, к примеру, говорить о достройке капитализма в России и в рамках этого разъяснять людям, что такое капитализм, какие функции выполняет государство в Европе, чем оно должно заниматься, что делать для граждан, то окажется, что людей, готовых воспринимать либерально-демократические и социал-демократические идеи, достаточно много. Ведь у большинства людей представления о капитализме сохранились со времен изучения политэкономии.
«Не путайте идеологию с настроением»
Иван МЕЛЬНИКОВ, первый зампред ЦК КПРФ, депутат Государственной думы:
-- Я бы не брал опросы как основу для каких-то далеко идущих выводов. Анализ социологов построен с использованием фундаментальных понятий «левый», «правый», «националист», но без учета того, что наша партийная система не вытекает из этих мировоззрений, а по большей части построена властью «сверху» и занята тем, чтобы снимать пенку с тех или иных настроений.
Идеология -- это то, что вмонтировано в то или иное общество на глубинном уровне, связано с менталитетом, судьбой народа и имеет историю своего развития. В этом смысле наша страна -- левая. И не просто левая, а с опытом строительства социализма.
А «настроение» -- это то, как мигрируют ценности по политическим нишам в зависимости от конкретной ситуации. В этом смысле ставить знак равенства между понятиями «идеология» и «настроения» -- ошибочно. Например, голосование за ЛДПР по своей сути не может быть идеологическим. У них название -- как у правых, сущность -- как у партии власти, риторика -- как у националистов. Где здесь идеология? И такой же у них избиратель -- избиратель «настроения». Такого же избирателя «настроения» пытается выхватить себе и «Справедливая Россия», нащупывая язык разговора с гражданами. Но это не поиск своего избирателя, а желание поймать ветер.
В целом политические идеологии, базисные ценности относительно стабильны в обществе. А вот их интерпретация в зависимости от момента может меняться и создавать электоральные предпочтения, разнящиеся с идеологической картиной.
Именно поэтому мы часто говорим о том, что потенциал КПРФ гораздо шире, чем нынешние 15--20%. И цель нашей партии -- вернуть левые настроения в русло левой идеологии, выразителями которой является только КПРФ. Ну а рост этих настроений нужно связывать в первую очередь с тем, что страна наша левая и весь мир развивается именно в ключе стремления к истинной социальной справедливости.
Дарья ГУСЕВА и Ирина СКЛЯРОВА