Количество публичных акций в России в последний год постепенно растет. На смену протестам возмущенных монетизацией льготников и обманутых дольщиков пришли политические марши разного калибра. Мы попросили экспертов и политиков пояснить, что кроется за такими выступлениями и кому они выгодны, а для кого опасны.

"Более четверти населения готово принять участие в митингах и манифестациях, но реально на улицу выйдут 3--4%"

Леонтий Бызов, эксперт аналитического отдела ВЦИОМ:

-- Можно констатировать существенный рост протестных настроений. По нашим данным, более четверти населения готово принять участие в митингах и манифестациях, связанных с социально-общественной проблематикой. Причем эта цифра увеличивается: если сегодня это 29%, то год назад было 17%. Связано это с тем, что общественно-политическая жизнь активизируется. Другое дело, что реально в случае чего на улицу выйдут 3--4%.

При том, что объективные показатели уровня жизни людей растут, растут они медленнее, чем меняются потребности. Это закономерность: социальные революции возникают не тогда, когда плохо, а когда улучшения идут недостаточно быстро. Людей раздражает неэффективность социальной политики. С одной стороны, идут бесконечные разговоры о профиците бюджета, объеме стабфонда, с другой -- примеряя это на себя, люди чувствуют неадекватность наступивших улучшений.

Пример -- история с нацпроектами. В ряде регионов ситуация ухудшилась после того, как стартовала эта кампания. До сих пор социальные протесты по таким темам удавалось купировать, потому что власти шли навстречу -- например, при монетизации льгот. В определенной степени был найден компромисс с недовольными. Такое решение, как правило, препятствует превращению митингов в радикальные -- люди не требуют отставки правительства, президента и смены власти вообще. А требуют, чтобы к их мнению прислушались.

Во время предвыборной кампании очень многие политические партии занимаются популизмом, раздают обещания, связанные с повышением пенсий и зарплат, что увеличивает аппетиты людей. Людям доказывают, что они могут жить лучше и что это вопрос политической воли. И после таких избирательных кампаний желание протестовать возрастает.

Для Москвы менее характерны протестные настроения, чем для регионов. Здесь людей бедных мало, всего 5--6%, тогда как по стране их около 15%. Протест в Москве носит не социальный характер, а общеполитический -- москвичи больше других переживают за то, что ущемляется демократия и другие политические ценности. Поэтому митинги «Другой России» хоть и не пользуются большой поддержкой, но все-таки несколько тысяч людей каждый раз собирают. А в малых городах такое невозможно.

Самые большие региональные протестные настроения возникают в крупных городах, но не в столичных, а с населением от 500 тыс. до 1 млн. И тоже не во всех. Есть благополучные города, где крупные градообразующие предприятия успешно работают -- металлургические предприятия или нефтепереработка. Ну а в депрессивных регионах протестные настроения очень сильны.

Политические силы вполне могут использовать такие настроения, это их хлеб. Сейчас, когда возникла партия «Справедливая Россия», второй вариант партии власти, это может привести к тому, что предпочтения людей сдвинутся влево. Им объяснят, что это возможно -- добиться результата протестами. И объясняет это не Геннадий Зюганов, а партия, за которой стоит реальная власть и которую поддерживает президент. Просто словам и обещаниям люди не верят, но они верят, что за «Справедливой Россией» есть реальная власть и эти люди могут что-то изменить. Старые партии граждане не слушают, а «эсеров» слушают потому, что это не просто люди с улицы, а собрание мэров и статусных персон.

Чисто политические протесты -- зажим СМИ, демократия -- интересуют только определенные сегменты общества. Как правило, городскую интеллигенцию. Поэтому в крупных городах это имеет определенный успех, но за их пределами очень маленький. Политический протест у нас гораздо слабее социального. После социального на втором месте по остроте протеста идет националистический. Националистические настроения достаточно сильны: против засилья приезжих, за упорядочение миграции. Осенние «русские марши» это доказывают. Пусть они собирают достаточно маргинальную публику, но националистические настроения у нас широко представлены.

Дольщики, вкладчики, протесты в Южном Бутове, «власть против правого руля», «дело Щербинского» -- это четвертый вид протеста. Когда люди протестуют не вообще против чего-то, а против конкретных вещей. Это новая форма протеста, которая у нас очень активно развивается. Практически везде эта форма протеста приносит успех, власти ее опасаются. И правильно, потому что, как правило, общественность становится на сторону протестующих. Радикализма в этом нет, но это очень конкретные и жесткие требования. Это сегментация общества, не политическая в рамках партий, а саморегулирующаяся. На взгляд социологов это очень важный процесс, как раз формирование гражданского общества.

Можно прогнозировать, что по мере приближения к выборам количество уличных протестных действий будет увеличиваться. Мартовские региональные выборы не показали, что активизация населения переросла в новое качество, но процесс набирает силу. Будущая осень и следующий год будут политически активными, постепенно мы возвращаемся к ситуации 90-х годов, когда общество было более активным, чем сейчас. Поскольку смена власти всегда делает более уязвимой так называемую партию власти, начинаются маневры и противостояния различных группировок, которые привлекают на свою сторону граждан.

Если проанализировать, каким политическим силам выгодно проведение каких-либо маршей, станет понятно, что «Единой России», например, это не нужно. Правда, у нее есть боевые молодежные отряды типа движения «Наши», которые как раз специализируются на том, что не может себе позволить ЕР. В основном, правда, у них негативные лозунги: постоянно кому-то дают отпор.

Националисты пока не сумели к этим выборам организоваться -- раньше была партия «Родина», сейчас ничего нет. Есть заявления, что создается новая националистическая партия правой ориентации, возможно, вокруг Конгресса русских общин. И, безусловно, ее участники готовятся заявить о партии митингами и маршами. Вероятнее всего, осенью они себя покажут.

Шествия "СР", коммунистов, «Патриотов России» мы тоже увидим.

Как правило, в России старшая часть населения более политизированная, и в основном под традиционными социальными лозунгами выступают люди старше 45. У них больше времени для участия в массовых акциях, и среди них больше недовольных, не вписавшихся в современные реалии. Но постепенно в движения протеста вовлекается средний возраст -- люди в возрасте 25--40 лет. Например, по «делу Щербинского» и обманутых дольщиков. А это самая трудоспособная и активная часть населения, которую можно назвать нашим средним классом.

"Прецедента серьезного успеха протестного действия пока не создано"

Михаил Виноградов, генеральный директор Центра политической конъюнктуры:

-- Пик протестных настроений был в начале 2005 года и был связан с монетизацией льгот. Тогда активность граждан очень сильно подзаряжала «оранжевая революция» на Украине. Постоянный показ киевского майдана их очень сильно заводил. Но очевидных политических требований тогда не возникло. Сейчас, если «сценарий» не изменится, выплеск протестных настроений ближе к осени должен будет возникнуть. Потому что политические партии будут работать на повышение социального оптимизма. И количество людей, которые не находят себе места в этой оптимистической картине мира, очень большое. Раздражение государственным оптимизмом будет нарастать. Другое дело, что пока власти удалось не создать у людей иллюзии, что протестные действия что-то дадут. Были успешные выступления по поводу «дела Щербинского». Но нельзя сказать, что в общественном мнении эта ситуация выглядит так: «мы вышли на улицу и защитили Щербинского».

Не совсем понятно, чем кончится дело с обманутыми дольщиками. В массовом сознании есть подозрение, что и у них ничего не получится. Прецедента серьезного успеха протестного действия пока не создано. Власть будет делать все, чтобы таких прецедентов не случилось и дальше. Власть попыталась пойти на поводу у протестных акций после Кондопоги, решив реализовать антимиграционными мерами кондопожскую программу.

Власть будет в любом случае теперь делать все, чтобы не давать «картинку» протестных акций. Если их не показывают по телевизору, их как бы и нет. Чтобы информация распространялась иными каналами коммуникации, нужно, чтобы произошло что-то очень жесткое, вроде кровавого воскресенья в Новочеркасске в советские времена. Что-то необычное, что будут пересказывать и без телевизора.

В ближайшее время может быть актуализирована, конечно же, националистическая тематика. Но здесь, скорее всего, дело ограничится малыми городами. Значит, никто об этом всерьез не узнает. Второе -- это социальная тематика. Социальный запрос населения на сегодняшний день главный. Но проблема в том, что у общества достаточно плохие навыки самоорганизации. Значит, для акций должны быть очень «веские» поводы.

В этом плане картинки с разгоном «Марша несогласных» оживляют ландшафт, и, несмотря на не очень большое количество участников, они порождают интерес к протестам.

Я пока не вижу политических сил, которые могли бы с этим играть. Коммунистам с этим скучно, а "Справедливая Россия" этого будет бояться, хотя в этом мог бы быть их ключ к успеху. «Наши» не могут подняться за пределы карнавальной культуры -- кроме самого действа, не очень понятны их требования. Идея массовых провокаций всегда состояла в том, что во время массовых мероприятий нужно кем-то занять площадь, это «Нашим» удается. Но никакого "контента" их выход не содержит. Вряд ли кто-то из зрителей может пересказать содержание их лозунгов и акций. Поэтому эти акции скорее работают на профанацию идеи массовых протестов.

Болевой точкой социальной проблематики мог бы стать лозунг «Путин, дай денег!». Но есть управляемый канал выхода протестных настроений -- министр Михаил Зурабов, он существует для того, чтобы не возникло такого лозунга. Если Зурабова убрать, придется дать денег. Перспективны с точки зрения выступлений крупные и средние города, явно не столица, где совершенно другие потребительские идеалы. А дальше все зависит от повестки дня. Потому что при желании вывести пенсионеров в Москве на митинг против повышения тарифов МГТС было бы технически совершенно несложно. Проблема в том, что поводами, которые периодически возникают, не очень умеют пользоваться. Например, недовольство тарифами ЖКХ потенциально несет в себе большой митинговый потенциал, но эта тема оказалась упущена оппозицией. А ведь после монетизации льгот это самый большой протестный повод. Но оппозиция настолько некреативна и консервативна, что она валяющийся на земле идеал не может поднять и увлечь массы за собой. Потому что на негативных идеях людей собрать проще.

Маршевые движения в России делятся на две категории. То, что делает «Другая Россия», связано с четкой задачей выйти на внешнюю аудиторию. Чем активнее новость будет процитирована на Евроньюс или ВВС, тем успешнее акция. По этой логике действовал «Демократический союз» в свое время. Второй сценарий связан с попыткой привлечь внимание граждан, с этим работала НБП. Выбирала одиозную непопулярную фигуру и нападала на них. Но НБП не может найти тропинку к гражданам среднего и старшего возраста.

За минувший год количество акций возросло, и с выборами это не связано. Население деполитизировано, но, например, если вытащить тему дачной амнистии, то при нормальной раскрутке можно за две недели дачников собрать.

"Для общества сейчас сдерживающим фактором становится средний класс"

Сергей Ениколопов, заведующий отделом клинической психологии Научного центра психического здоровья РАМН:

-- Никаких основательных исследований на эту тему у нас, к сожалению, не проводилось. На мой взгляд, революционная ситуация в России существует, потому что общество аномично. То есть цели, которые выдвигает общество, находятся в разрыве со средствами их достижения. А в таком случае вполне можно ожидать протестных реакций. В таких случаях возрастают преступность, количество самоубийств и алкоголизация населения. Ситуация, так сказать, «накапливается», этот хвост тянется за нами еще с советских времен.

Для общества сейчас сдерживающим фактором становится средний класс, это сдерживающая основа государства. Среднему классу важно, чтобы функционировал закон и сдерживал как бедных, так и богатых.

Массовые выступления маловероятны, поскольку еще не закончился период «насыщения» подобными акциями. Правда, их зачатки уже есть, но нет пока лидеров, которые могли бы этот протест возглавить.

"Кто-то хочет изменения режима, а кто-то -- повысить свою должность"

Глеб Павловский, глава Фонда эффективной политики:

-- Уличные акции как таковые не имеют особого государственного смысла, они приняты как в демократиях, так и в недемократиях. Это форма коллективной политики, где организацией коллектива ты не управляешь, она откуда-то взялась сама. Это не выбранные тобой люди, это такая ярмарочная форма политики. Поэтому посредством уличных мероприятий никакая политическая проблема не может быть решена. Как правило, они у нас работают на кого-то, кто сам не участвует в марше, на внешний центр.

Это форма политического самовыражения, оно непосредственное и эмоциональное, такое же комфортабельное, как просмотр романтического клипа. Но есть тут и определенная стратегия. Со стороны разного рода центров, необязательно зарубежных, идет подбор ключей, отмычек к тому, чтобы заставить государственную систему демонтировать саму себя.

В рамках модернизации все политические системы стали искусственными, а то, что собрано, можно разобрать. А в постмодерне сложная политическая система может быть демонтирована очень простыми средствами. На это делается определенная ставка. Если читать то, что пишет «Другая Россия», то их цель состоит в том, чтобы спровоцировать силовые структуры на крайние действия и на конституционную нелояльность. Идеальная для них модель -- это военный переворот.

Одна из последних стратегий -- это увеличение количества уличных акций с расчетом на то, что власть будет срываться и создавать для себя неразрешимые проблемы. Строго говоря, в маршах участвуют такие же представители среднего класса, как те, что составляют опору политической системы. Вот был «Марш несогласных» в Нижнем Новгороде. И на этот раз власть вела себя разумнее, чем в прошлый, -- не поддавалась на провокации. Такая стратегия не имеет никакого другого смысла, кроме переворота. Реформы -- вещь тонкая, она предполагает обсуждение, а не уличные митинги.

На митинги ходят романтически увлеченные люди, люди, которые находятся если не на содержании, то в давних и тесных отношениях с силовыми структурами. Те же нацболы. Решение Генпрокуратуры по нацболам теперь делает незаконным любые акции, в которых они участвуют, тем самым подставляя другие силы, которые в них задействованы. Это будет помогать разделять силы, которые лояльны конституционной системе, и силы, которые ориентированы на переворот.

ДПНИ -- такая же манипулируемая структура, скорее милицейскими силами. Все это делает уличные мероприятия «гапоновщиной», игрой, где против власти выступают силы, которые манипулируются отдельными властными ведомствами. Кто-то хочет изменения режима, а кто-то -- повысить свою должность. При этом, например, отсутствие интереса власти к проблемам Москвы создает поле для вторжения несистемных политических сил.

У нас есть слабое профсоюзное движение, но журналистам оно не очень интересно, кровь там бывает редко. Есть проблема отсутствия общественного интереса к существующим конструктивным формам протеста.

"Никаких майданов ожидать не приходится"

Григорий Явлинский, лидер партии «Яблоко»:

-- В современной России протестные настроения, скорее, умеренные. Правда, в отдельных местах они становятся весьма значимыми. Например, когда «Яблоко» сняли с выборов в Петербурге, то протесты возросли, или когда разжигались националистические страсти в Кондопоге, протесты тоже стали заметными.

Иногда, когда власти допускают какие-то серьезные наступления на социальные права, например монетизация, протестные настроения вспыхивают без каких-либо организаторов. Вспышки эти разного типа, но, как правило, связаны с грубыми просчетами властей.

А дежурные марши -- формы политического заявления о себе отдельных групп, а не массовое выражение мнения всего населения. Это форма уличной политики. Посмотреть, насколько эффективны эти марши, можно будет через год, сейчас все только начинается. На мой взгляд, это будет зависеть от того, как будут вести себя власти. Власть может повести себя так, что эти формы протеста будут заявочными, а может и раскачать ситуацию, и марши станут относительно массовыми. Но никаких майданов ожидать не приходится.

Наше население не очень активно политически потому, что сейчас растет уровень жизни. Также после того, что происходило в 90-е годы, многие важнейшие идеалы и принципы сильно дискредитированы, а также люди просто не верят в то, что могут что-то изменить.

Нам, например, невозможно изложить свои взгляды по принципиальным вопросам по телевидению и в массовых газетах. Как должна действовать политическая партия в таких случаях? У нее один способ -- идти на улицу. При этом в России отсутствуют выборы, а в таких случаях люди и выходят на улицы. После событий 1993 года была избрана Дума, в которой реально были представлены все политические силы, и на улицах противостояния прекратились. Сжатие политического поля приводит к уличной активности, маргинализации политики, когда уличный протест становится геройством, а не умная дискуссия, не победа в споре идей.

"Сейчас нет больших идей и нет вождей"

Алексей Митрофанов, член фракции ЛДПР в Государственной Думе:

-- Наши марши по европейским масштабам, когда собирают сотни тысяч людей, микроскопические. У нас же и пять тысяч человек собрать -- это событие. И то это Дима Билан соберет, а не политики. Ну если Владимир Жириновский выступает, можно собрать несколько тысяч. А все эти марши несогласных соберут максимум три тысячи и то при активном участии, сетевой работе. Поэтому, когда говорят, что у нас есть активность, это не более чем мифология. Вон в Испании произошли взрывы в поездах, и на следующий день на улицу вышла вся Испания, и правительство упало.

А у нас даже после монетизации льгот не было много народа на улицах, просто перекрыли жизненно важную магистраль в Шереметьеве, поэтому и стало чувствительно. Все остальное -- прогулки на свежем воздухе.

Во-первых, у нас северная страна, где полгода холодно. Даже на Украине на майдане было теплее. Кстати, на Украине есть политически динамичные регионы, у них есть сверхидеи, а в России их нет. А у нас люди активные рассеяны по регионам, Россия ровная в этом смысле, какие идеи в Марий Эл, Липецке, Костроме? Что там может людей поднять, какая сверхидея? В общем, нет традиции, холодно и нет политически объединяющих идей.

Вы видели все эти марши? Они только на страницах газет. Власть просто относится к этому с повышенной ответственностью, и там больше ОМОНа, чем людей. Вот арабы сожгли пол-Парижа, вот это акция. В эпоху Ельцина 100 тыс. выходили не "за маечку", потому что была большая объединяющая идея «Долой КПСС!». А сейчас нет больших идей и нет вождей. В нормальной стране человек бегает по улицам 10--15 лет, потом становится премьером, а у нас был премьером, а теперь бегает по улице.

Михаил Касьянов, один из идеологов "Марша несогласных", от комментария "Времени новостей" отказался.