Человеческая цивилизация базируется на трех основаниях: познании, обучении и созидании. Эти компоненты цивилизации обеспечивающие ее существование и развитие, соответствуют физиологическим особенностям homo sapiens, который единственный из всех живых существ, населяющих Землю, способен, во-первых, познавать -- либо путем индивидуальных умственных усилий, либо получая знания от других; во-вторых, созидать -- индивидуально и коллективно; и, в-третьих, обучать -- передавать знания и навыки другим людям. То, каким образом осуществляется взаимодействие между частями этой фундаментальной триады, определяет треугольник цивилизации, характеризующий ту или иную культуру, эпоху, тот или иной народ.

С начала ХVIII века познание в Европе было отделено от обучения (концентрировавшегося в школах и университетах) и создания технологий. Одна из вершин триады, определяющей прогресс и существование человечества, была отделена от двух других организационно, хотя такое концептуально запрограммированное разделение полностью никогда не осуществлялось на практике. По запросу Петра I президент Академии наук Пруссии Лейбниц написал проект устава Российской академии наук. Для стран тогдашней Европы, это, говоря современным нам языком, был более или менее типовой устав. Согласно видению Лейбница люди, преумножающие знания, должны быть отделены от людей обучающих и людей созидающих, потому что каждая из этих групп населения, на которых в совокупности держится культура любой страны и человеческая цивилизация в целом, разная.

Так с первых шагов российской науки была определена структура, в которой познание отделено от обучения и созидания. Преимущества и недостатки такого разбиения множества интеллектуалов на классы (остающегося неизменным по сей день) были замечены Петром сразу. Вот что написал царь в качестве комментария к только что принятому уставу: "Академия ... есть собрание ученых и искусных людей, которые не только эти науки знают, но и через изобретения пытаются эти науки усовершенствовать, а об обучении прочих никакого понятия не имеют". Эта цитата не только поражает прозорливостью отца-основателя академии, но и указывает на глубину понимания им сути возникающей при этом проблемы.

Так или иначе, Академия наук была открыта в России в соответствии с нормами, повсеместно принятыми в то время в Европе. А насколько эффективно работала, видно из другой резолюции, начертанной четверть века спустя дочерью Петра, императрицей Елизаветой. "Однако по сие время Академия наук и художеств плодов и пользы совершенной не произвела по тому только одному, что не положен был регламент и доброе всему определение и не сочинен был штат должностей всех".

Как взлет науки в ХVIII--ХХ веках, определивший лицо техногенной цивилизации, так и ее последующий повсеместный кризис на грани второго и третьего тысячелетий были предопределены основополагающими принципами, заложенными в организацию европейской науки, отделившими познание от обучения и созидания.

На протяжении столетий Российская академия наук, как и академии наук западных стран, функционировала достаточно эффективно. Если в первые приблизительно сто лет подавляющее большинство академиков приехало в Россию из других стран, с середины ХIХ века в составе академии доминировали русские имена -- совершенно нормальная эволюция. Придя к власти, большевики обратили внимание на науку поразительно быстро. В условиях голода и разрухи в первые два года советской власти были созданы физико-технический институт, оптический институт и другие. И -- что совершенно поразительно -- они с самого своего основания были исследовательскими центрами мирового уровня.

Объективный взгляд на деятельность коммунистов заставляет признать, что они были не только палачами собственного народа: познанием и созиданием, как, впрочем, и ликвидацией неграмотности, ВКПб занималась всерьез. В то же время восторгаться деятельностью большевиков в управлении наукой было бы также неправомерно. Достаточно вспомнить сессию ВАСХНИЛ, на которой была разгромлена отечественная генетика, и планировавшиеся аналогичные разгромы "идеалистических" физики и психологии. Об этом следует помнить тем, кто пытается полностью вынести руководство наукой за пределы научной сферы: соблазн утверждать не только руководителей академии, но и законы природы, велик у любого попечителя науки в любой стране. А в такой стране, как Россия, в которой, по наблюдению князя П.В. Долгорукого "царь царствует, а чиновная орда властвует", опасность особенно велика.

Воистину революционные преобразования в организации науки в СССР были совершены Сталиным и Берией. После победы в Великой Отечественной войне по всей территории СССР были созданы научные города -- масштаб, невиданный ни в одной стране мира. Само собой разумеется, усилия и финансовые потоки преимущественно были направлены на создание ядерного, бактериологического, химического и других видов оружия, подводных лодок, способных снести с лица земли континенты, спутников и выводящих их на орбиту (равно как и ядерные боеголовки) ракет, имевших прежде всего военные цели. Но люди, стоявшие у руля второй по значимости (после учреждения Петром I академии) революции отечественной науки, были масштабными. Они понимали, что для успешного развития требуемых отраслей необходимо развитие целого ряда других, а также создание творческого климата, предоставляющего специалистам интеллектуальную свободу и уверенность в завтрашнем дне.

Эта концепция, идущая вразрез с деятельностью КПСС в других областях, осуществленная исходя исключительно из геополитических соображений, а затем поддерживавшаяся по инерции и "скрепя сердце", породила настолько мощную прослойку советских интеллектуалов, что один из самых известных в Америке мыслителей вынужден был признать: "Сегодня интеллектуалы как класс существуют только в одной стране мира -- в России".

Концепция разделения знания, познания и обучения (аналогичная концепции разделения трех ветвей власти: исполнительной, законодательной и судебной) успешно функционировала во всем мире вплоть до второй половины ХХ века. А потом, как всякая эволюционизирующая система, она зашла в тупик. Прежде всего потому, что и ученых, и выдаваемых ими "на-гора" знаний стало так много, что копание вглубь, являвшееся священной коровой научной деятельности в течение всего ХХ века, потеряло смысл. Выбор траектории познания -- как на индивидуальном уровне, так и на уровне отраслей -- вышел на первый план.

Реформа фундаментального треугольника: познание -- обучение -- созидание -- стала необходимой повсюду. В каждой стране эта проблема решается по-разному -- в соответствии с традициями, сложившимися условиями и стратегическими интересами государства. Например, в США наука сосредоточена главным образом в университетах, каждый из которых окружают десятки (а ведущие университеты, принадлежащие к так называемой ivy league -- лиге плюща, -- сотни!) технологических фирм, взаимодействующих с ними. Одновременно сохраняется прямое взаимодействие фундаментальной науки и технологий -- в тех областях, которые для государства и бизнеса представляются наиболее актуальными. Соответствующие учреждения (такие, как National Institute of Health) насчитывают тысячи сотрудников, получая миллиарды долларов государственной и частной поддержки.

По какому же пути реорганизации фундаментальной науки должна пойти Россия? Прежде чем принимать решения, необходимо беспристрастно оценить ситуацию, сложившуюся сегодня. Укажем на ключевые факторы, которые должны быть в любом случае учтены при принятии судьбоносных решений.

Случилось так, что сегодня российское научно-технологическое зарубежье имеет потенциал, несоизмеримо больший, чем собственно Российская академия. Это связано с тем, что после распада СССР подавляющее большинство ведущих ученых уехало, получив работу в лучших университетах и исследовательских учреждениях мира, а также и с тем, что поколение русскоговорящих детей, выросшее на Западе, мощно вписалось в науку, экономику и технологический бизнес более чем в 70 странах -- членах ООН. Кроме того, подавляющее большинство эффективно работающих сотрудников институтов РАН экспериментальную деятельность осуществляют за рубежом; то же касается соотношения получаемых ими зарплат за границами РФ и в институте, где они по-прежнему числятся. Если смотреть на проблему отечественной науки со стратегической точки зрения, согласно которой Россия кончается не на государственной границе, а там, где говорят по-русски, сложившаяся ситуация феноменально благоприятна для развития науки и технологий внутри страны. На оптимальное использование ее при реформировании РАН должно быть обращено самое пристальное внимание.

При большевиках ведущие научно-исследовательские институты называли храмами науки, что объективно соответствовало их значению в обществе. Атмосфера свободной, не признающей запретов мысли, царившая в них и продолжающая царить, является визитной карточкой российского интеллекта. Уникальность российского подхода к познанию и созиданию необходимо поддерживать, ибо он является не только интеллектуальной, но в перспективе и научно-технологической нишей России в мировой экономике.

Место ученых в России выходит далеко за рамки чисто экономической оценки эффективности их деятельности.

Соблазн контролировать науку административно существует в любой стране. В то же время надо понимать, что от утверждения президиума академии президентом или кабинетом министров до попыток утверждать законы природы всего один шаг. И это не преувеличение. История показывает, что чисто административное управление наукой крайне опасно. Желание поуправлять истиной возникало не только в диктаторских режимах, таких, как Советский Союз и гитлеровская Германия, -- это всемирный процесс. Даже в таких цитаделях рациональности, как США и Англия, полно стоящих у руля идиотов: вспомним хотя бы о миллиардах долларов налогоплательщиков, потраченных на предотвращение проблемы выключения компьютеров в новогоднюю ночь 2000 года, одобренных сверху и выброшенных буквально на ветер. Но и отрывать распределение денег от нужд общества тоже нельзя. Реорганизация структуры науки должна быть тонко продуманным процессом.

Какие же критерии при реорганизации российской науки сегодня должны быть приоритетными? Не пытаясь вдаваться в детали и будучи бесконечно далек от желания поучать кого-либо, выскажу лишь самые общие, но, на мой взгляд, абсолютно очевидные соображения.

I. Вера в то, что в Академии наук СССР занимались исключительно фундаментальными исследованиями и никогда прикладными, а также уверенность, что фундаментальные исследования важнее, чем прикладные, -- предмет гордости и глубочайшей убежденности российских ученых, является нелепостью и анахронизмом. Определение того, что фундаментально, а что нет, есть функция времени: так, создание чипов компьютеров нового поколения и создание вакцины против СПИДа -- наифундаментальнейшие проблемы наших дней, несмотря на то что целью соответствующих разработок не является открытие законов природы. Академические институты должны быть центром как фундаментальных, так и прикладных разработок. Жесткого административного разделения между познанием и созиданием, наукой и технологиями в ХХI веке не должно быть.

На практике это означает, что научно-исследовательским учреждениям должно быть предоставлено право выступать соучредителями технологических фирм, претворяющих в конкретные технологии, а затем доводящих до потребителя результаты научно-исследовательских разработок, с соответствующим распределением акций, доходов и авторских прав.

При этом производственные мощности не обязательно должны находиться на территории России: если юридически отношения оформлены правильно, и институт, и российское государство будет получать доход от работы организованных таким образом корпораций в любом случае.

Организованные таким образом институты могут превратиться в гигантские научно-технологические корпорации, в которых баланс между фундаментальными исследованиями и развитием технологий будет формироваться естественно, а финансирование государством играть сравнительно скромную роль по сравнению с годовым оборотом и уплачиваемыми государству налогами. Другие, например Институт русской литературы или востоковедения, скорее всего, останутся чисто исследовательскими учреждениями.

II. Необходимо сделать все возможное, чтобы поощрить русскоговорящих специалистов высшей квалификации -- ученых, профессоров, бизнесменов -- во всем мире, сотрудничать с российскими научными учреждениями, читать лекции в России, проводить совместные исследования и основывать научно-технологические фирмы. При этом ведущие научно- исследовательские институты должны стать чем-то вроде храмов познания и созидания. Территории таких институтов, как ФИАН, Институт физических проблем, Московский университет, и ряда других должны быть объявлены национальным достоянием, своего рода заповедниками интеллекта. Семинары и лекции в них (за исключением лабораторий, в которых проводятся секретные разработки) должны быть доступными для людей -- подобно тому, как общедоступны национальные библиотеки. Такая структура, будучи продуманной и эффективной, может в считанные годы преобразить российские науки и технологии, а в более отдаленной перспективе сделать Российскую Федерацию одной из наиболее технологически развитых стран в мире.

В соответствии со сказанным должна быть расширена и сфера деятельности самой академии (которая, впрочем, никогда не ограничивалась исключительно наукой). Название Академия познания и созидания -- хотя бы на неформальном уровне -- представляется наиболее адекватным.

III. Согласно сложившейся со времен правления большевиков практике академиками в России являются и выдающиеся ученые, и администраторы от науки. Однако это две совершенно разные функции, два разных таланта. Административное объединение двух разных, хотя иногда и пересекающихся друг с другом специальностей под одним и тем же статусом академика РАН, пагубно сказывается на престиже Российской академии во всем мире и даже внутри страны.

С этим необходимо что-то делать. Например, оставив звание академик РАН в неприкосновенности, учредить новую гильдию, членство в которой изначально определялось бы максимально объективным образом. Скажем, голосованием ста ведущих во всем мире коллег (имеющих наибольший индекс цитирования, обладателей Нобелевских премий или по другим, не менее объективным показателям) в области науки, в которой специализируется соискатель. Разделение в национальной Академии наук ученых-администраторов и ученых, существующее во всех цивилизованных странах, совершенно необходимо как для возвращения российской науке мирового престижа, так и для улучшения эффективности работы российских научных учреждений.

IV. Наконец -- и это немаловажно! -- абсолютно необходимо вернуть уважение в обществе к интеллектуальному труду, к работе ученого, преподавателя, профессора, инженера.

Реорганизация взаимодействия между познанием и обучением, разделенных почти три века назад Лейбницем, является не менее важным, чем между познанием и созиданием. Однако обсуждение этой важнейшей проблемы требует отдельной статьи.

Люди познания, обучения и созидания определяют положение страны в мировом сообществе в эпоху бурного развития технологий. При наличии гармоничного взаимодействия между теми, кто принимает решения на государственном уровне, и русскоговорящими интеллектуалами как в РФ, так и во всем мире, духовное и научно-технологическое возрождение России станет реальностью.