«Барабаны в ночи» -- ранняя пьеса Бертольта Брехта; написана она в 1919-м, автору был 21 год. Режиссеру Уланбеку Баялиеву, выпускнику режиссерского курса Сергея Женовача, на десять лет больше, но спектакль в театре Et Cetera его дебют на большой сцене. Дебютанты, как правило, хотят сказать все и сразу, во всяком случае сообщить что-то самое главное, -- и именно тем, что считает главным представитель нового режиссерского поколения, и любопытен этот спектакль.

Андреас Краглер (Валерий Панков) возвращается домой с войны. Воевал он где-то в Африке, был в плену, четыре года от него не было никаких известий -- и его девушка Анна (Наталья Ноздрина) наконец устала ждать и улеглась в постель к деловитому спекулянту Фридриху Мурку (Николай Молочков). Они собираются официально стать мужем и женой (Анна не слишком этому радуется, но она в положении -- и деваться вроде бы некуда), и спектакль начинается с того, что родители Анны (владелец фабрики снарядных ящиков, на котором фрак сидит как на корове седло, и его суматошная бюргерша-жена) настаивают на скорейшем объявлении о помолвке. Ну вот помолвка объявлена. Жених (зализанные до невозможности светлые волосы, манера ходить в вечном угодливом четвертьпоклоне, кожаное пальто, что потом станет атрибутом эсэсовцев) счастлив. И тут, конечно, является этот самый бывший возлюбленный -- бывший солдат -- бывший пленный.

Реалии в спектакле -- подчеркнуто немецкие, подчеркнуто давних лет (даже бабушка-прислуга, что-то там убирая на сцене, ласково бормочет Deutchland uber alles). Конечно, бар «Пикадилли», переименованный владельцами в кафе «Отечество», вызывает понятливый смешок в зале, но в целом режиссер ничем не облегчает зрителю задачу, никак не придвигает к нему историю почти столетней давности. Та самая идея Брехта, что зритель должен воспринимать театральное действие мозгами, а не чувствами, кажется, была воспринята режиссером слишком педантично.

В результате придуманная картинка так и остается картинкой. Картинкой острой, по резкости почти клоунской, но невозможно холодной. Вот лавочник издевается над фронтовиком в кафе, катаясь на каком-то гибриде барной стойки и черного рояля. Вот прислуга подает солдату противогаз: «Вы забыли вашу шляпу». Вот отряд повстанцев марширует под красным знаменем с песней -- вариацией на тему «у попа была собака». Но голоса у всех картинны и картонны, жесты слишком патетичны (и это не претензия к артистам, с них явно именно этого требовали). Историю о том, как солдат вернулся с войны, как кинулся в революцию, а затем наплевал на нее и решил, что самое главное -- это то, что к нему вернулась любимая женщина, сам Брехт впоследствии очень не любил, ему сама идея казалась неправильной. «Наплевать, наплевать, надоело воевать» -- во взрослые годы Брехта этот девиз был ему чужд. То есть он не ратовал за войну, о нет, но ему казалось важным разобраться, кто прав, кто виноват. В юности же казалось, что виноваты все, правых нет и все «Барабаны в ночи» -- это один такой вопль «Пошли вы все на!».

А нынешний молодой режиссер этот самый вопль воспроизвел аккуратно, будто по буквам прочитал. И вдруг оказалось, что текст, периодически с сегодняшним днем все же перекликающийся (несмотря на постоянное упоминание «Спартака» -- не спортивной команды, а общественного движения, и некой Розы, в которой не каждый угадает Розу Люксембург), вот так холодно продекламированный, свою функцию все же выполнил. Он сказал о нынешней манере молодых людей посылать всех подальше -- без страстного запала и кипящих чувств. Солдат и его жена расплевались с пьяными демонстрантами, залезли куда-то на сценическую конструкцию (то ли прямоугольник здания с квадратными тупыми окнами, то ли некий аналог крепостной решетки) и завернулись в стальной лист, как в одеяло. Выживут ли они так -- режиссер за них не решает.