В последнее время в обществе наблюдается возросший интерес к истории власти в России. Люди ищут ответы на вопросы: какой руководитель нужен стране? какими чертами он должен обладать? кто из правителей прошлого в наиболее полной мере отвечал требованию исторического момента? Судя по опросам общественного мнения, предпочтение отдается лидерам твердым, жестким, даже жестоким. В частности, более 40% населения положительно оценивают личность Ивана Грозного, 460 лет назад, 16 января 1547 года, первым из русских правителей венчавшегося на царство.

Недавно даже развернулась нешуточная кампания по его канонизации, возможность которой, правда, была официально отвергнута РПЦ. Ведь речь шла о канонизации христианина, виновного в тысячах изощренных казней и погромов, лично принимавшего участие во многих из них, отдавшего приказ об убийстве не только друзей и соратников, но и брата и митрополита, и убившего, наконец, своего собственного сына. Человека, несмотря на запрет церкви, только официально семь раз женившегося.

Что же влечет людей к деспоту и убийце? Возможно, ответ -- это магия страха. Традиция преклонения перед внушающим страх, выраженная простой русской «мудростью»: боятся -- значит уважают.

Два Ивана

С подачи Андрея Курбского в русско-советской историографии прочно прижилась концепция двух Иванов -- доброго и грешного. Щербатов и Карамзин, а затем Соловьев и Платонов утверждали, что Иван Грозный боролся за укрепление государства, но жестокими и аморальными методами. Мол, цель была хороша, но средства дурные.

Во времена самого большого почитателя царя Ивана -- Иосифа Сталина и средства уже считались вполне «приемлемыми», более того, необходимыми. Изгоняя мораль из истории, ее изгоняли и из политики. Войско опричников было объявлено «прогрессивным», жестокость -- полностью оправданной обстоятельствами. А ошибка царя заключалась лишь в том, что он не довел до конца борьбу с феодалами. «Надо было действовать еще решительнее, а Иван у вас получился как Гамлет», -- заключил Сталин, рассуждая «как зритель» о первом русском самодержце в беседе с Николаем Черкасовым и Сергеем Эйзенштейном 25 февраля 1947 года, после выхода неудачной с его точки зрения второй серии фильма «Иван Грозный».

После смерти Сталина концепция несколько изменилась. Все опять же единодушно осуждали террор, но по-разному смотрели на цели и результаты правления Ивана IV. Одни по-прежнему считали его деятельность по укреплению государства объективно положительной, другие -- что Россия не была готова к централизации, поэтому и подверглась насилию, результатом которого стали ослабление страны и в дальнейшем Смута.

Между тем многие историки склонны оценивать деятельность царя Ивана не только с исторической, но и с медицинской точки зрения. Например, Лев Гумилев был уверен, что у Ивана в 1565 году, в пору введения опричнины, случился приступ безумия, и в дальнейшем он параноидально думал лишь о своей безопасности, а убийства совершал ради самих убийств. Такая, казалось бы, «внеисторическая», субъективная точка зрения находит тем не менее достаточно подтверждений в биографии Ивана Грозного.

История болезни

В три года царевич Иван остался без отца, в восемь -- круглым сиротой. В детстве пережил не только множество переворотов и жестоких боярских междоусобиц, но и настоящий испуг, когда ночью в спальню к двенадцатилетнему подростку вломились Шуйские, преследовавшие опального митрополита. Мальчик жил в атмосфере постоянных унижений и лицемерия. «Его ласкали как государя и оскорбляли как ребенка», -- писал Ключевский. Развлекался издевательствами над животными и давкой прохожих лошадьми. В тринадцать лет он отдал свой первый приказ -- казнить.

В неполных семнадцать лет венчался на царство, женился на любимой девушке из не очень знатного рода, привлек в так называемую Избранную Раду (по выражению того же Курбского), своего рода правительство, талантливых людей, реформаторов: в первую очередь Ивана Сильвестра и Алексея Адашева.

В начальный период правления Грозного была проведена реформа армии, земская и церковная реформы, созданы центральные органы государственного управления, отменено пресловутое кормление, ведущее начало еще с «Русской правды», уложен Судебник, присоединены Казань и Астрахань, наладилось книгопечатание. Карамзин оценивал этот этап царствования Грозного как один из самых замечательных и плодотворных для страны. Последующие события тот же Карамзин по ущербу, нанесенному отечеству, уже сравнивает с монголо-татарским игом.

Переломным в судьбе Ивана Грозного можно назвать 1553 год. Молодой еще царь заболел, и никто не давал гарантии его выздоровления. Тогда он повелевал присягнуть своему шестимесячному сыну Дмитрию. Но многие его сподвижники, боясь прихода к власти родственников жены царя, не спешили этого делать, желая в случае чего видеть на престоле двоюродного брата Ивана князя Владимира Старицкого. Иван поправился, и участь всех сомневающихся была решена. Государь теперь не верил не только врагам, но и друзьям. Он не верил уже никому. Его паранойя получила мощный дополнительный заряд. А когда вскоре умирает его старший сын, а в 1560 году и его любимая жена Анастасия, во многом смягчавшая нравы своего супруга (при этом Иван не сомневался, что ее отравили, о чем потом очень эмоционально будет рассказывать Курбскому), то становится неуправляемым.

Как замечал Ключевский, весь рассказ об Иване Грозном мог бы действительно быть всего лишь историей болезни одного человека, о которой историки писали бы с привлечением психотерапевтов. Все было бы просто, если бы не один нюанс: этот человек был русский царь. «Черты его личного характера дали особое направление его политическому образу мысли, а его политический образ мыслей оказал сильное, притом вредное влияние на его политический образ действий, испортил его». В результате Ключевский сравнивает деятельность Ивана Грозного с Самсоном -- слепым богатырем, избавившимся от врагов, обрушив на себя здание, на крыше которого враги и сидели. Но Самсон пожертвовал лишь собой. Иван Грозный жертвовал всеми -- и своей династией, и соратниками, и подданными. В конце концов -- всей страной. Такова цена самодержавия. Когда все зависит только от одного человека.

Канун опричнины

При правительстве Адашева -- Сильвестра на Руси существовало, как назвал его В. Кобрин, своего рода самодержавие «с человеческим лицом»: власть проводила жесткую политику, но террор не являлся ее единственным инструментом. Прошло десять лет, и это лицо до неузнаваемости исказилось.

В одном из писем Курбский напоминает Ивану о посещении им в монастыре знаменитого старца. Мол, царь обратился к нему с вопросом: как править? «Не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя», -- ответил ему монах. Этого наказа Ивана придерживался всю жизнь: встав на ноги, начал укреплять свою личную власть, что и стало, по существу, главным делом его жизни.

В первую очередь Иван Грозный разогнал Избранную Раду. «Либеральное» правительство ему было уже не нужно. Куда удобнее те, у кого нет мнения. Они и начинают окружать правителя, полностью делегируя ему право на любую ошибку

«Кадровые чистки» стали любимой забавой и отличительной чертой правления Ивана IV. Пожалуй, только «вождь народов» через четыреста лет будет проводить их с таким же рвением.

Еще до учреждения опричнины были отправлены в отставку, судимы, сосланы бывшие сподвижники Ивана Грозного: «собака Алексей» и «поп-невежа» Сильвестр; бежал в Литву «изменник» Курбский. Вместо попавших в опалу друзей молодости царя пришли верные «псы государевы» во главе с боярином Алексеем Басмановым, его сыном Федором, а также князем А. Вяземским.

Большой террор

Центральным событием правления Ивана IV является опричнина. Во многом именно от того, как трактуются семилетие с 1565 по 1572 год, зависит оценка деятельности грозного царя. По мнению ряда историков, царь форсировал централизацию власти в стране, в которой не сложились для этого необходимые социальные и экономические условия. Вместо долговременных реформ с целью создания эффективных институтов власти Русское государство получило аппарат репрессий, окутывавший страну атмосферой всеобщего страха.

Одним из первых громких дел опричнины стала казнь 11 сентября 1568 года около полутора сотен дворян и приказных людей, обвиненных в заговоре с целью возвести на престол брата царя -- князя Владимира Старицкого. Самого Владимира Андреевича царь заставил выпить чашу отравленного вина.

На следующий год опричное войско предприняло поход на Новгород. Новгородцев обвинили в том, что они якобы собирались отдать власть над городом литовскому королю, а заодно и в желании посадить на престол того же Старицкого. По дороге к изменникам опричное войско успело устроить погромы в Клину, Торжке, Твери и Вышнем Волочке. Печально знаменитый Малюта Скуратов «отличился» тем, что задушил митрополита Филиппа Колычева, который осудил опричнину. В «филькиных грамотах», как называл царь послания Филиппа, митрополит обличал опричные нравы и обвинял царя в нарушении божьих заповедей. Расправившись со строптивым священнослужителем, Грозный добился ослабления еще одной силы, способной составить ему конкуренцию, -- церкви.

Добравшись до Новгорода, опричники устроили невиданный погром, жертвами которого, по разным оценкам, стало от трех до тридцати тысяч человек. (Для сравнения: в Варфоломеевскую ночь в Париже погибло 1,5 тыс. человек, погром по всей Франции унес жизни около пяти тысяч гугенотов.)

По возвращении из Новгорода Иван Грозный проводит показательную казнь в Москве. 15 июля 1570 года на Красной площади было убито более ста человек. Людей сначала подвергли жесточайшим пыткам, а в качестве палачей выступили и сам царь, и его наследник, 26-летний царевич Иван. Поучаствовал в казни своего отца, Алексея Басманова, и его сын Федор, доказывавший преданность царю тем, что перерезал глотку своему родителю. Погибли и другие отцы-основатели опричнины.

«Смена элит», организуемая Грозным, каждый раз приводила к власти все более циничных и одновременно несамостоятельных людей.

Покаяние или реабилитация?

В том же знаменитом разговоре с Черкасовым и Эйзенштейном Сталин сетовал на то, что Ивану Грозному «помешал бог: ликвидирует одно семейство, а потом целый год мучается, грехи замаливает». О религиозном фанатизме царя вспоминали все современники. Поэтому, будучи при всей своей нехристианской жестокости действительно религиозным человеком, в самом конце жизни, в 1583 году, находясь в тяжелом душевном кризисе после недавнего убийства сына, Иван Грозный составил «Синодик опальных» -- поминальный список своих жертв. Упомянуто было около 3300 человек, причем девять десятых, 3200 человек, составляли казненные только по делу Владимира Старицкого. Из чего несложно заключить, что общее число жертв репрессий было значительно больше. Копии этого списка с денежными пожертвованиями царь разослал по монастырям.

Оплачивая молитвы за невинно убиенных, Иван IV пытался замолить грехи. По сути же состоялась моральная и политическая реабилитация тех, чьи имена еще недавно были под строжайшим запретом. Тем самым прямо или косвенно признавалась бессмысленность и пагубность репрессий. Более того, последовал высочайший указ, наказывавший за ложные доносы тех, кто клевещет на бояр, обвиняя их в заговоре против царя, и холопов -- за доносы на бояр (примечательно, что главным свидетелем по делу Владимира Старицкого был повар).

Одним из расхожих мифов народного сознания (пожалуй, вторым по популярности после «доброго царя и плохих бояр») является представление, будто опричный террор был направлен исключительно против заговорщиков-бояр. В «Синодике» бояре были названы по именам, а люди из низших слоев -- под цифрой, с добавлением: «Ты, Господи, сам знаешь имена их». С. Веселовский, анализируя список, подсчитал, что на одно имя приходилось с десяток цифр. Так что террор Грозного оказался совсем не избирательным. Наоборот, его отличительной чертой, как и любого другого государственного насилия, является «лотерейность». Режим деспотичной, тоталитарной власти должен опираться на всеобщий страх перед диктатором, а следовательно, никто не может быть застрахован. Нужна, как говорил Г. Попов, «подсистема страха». Репрессии должны быть непредсказуемыми, а страх тотальным. Поэтому террор всегда затрагивает невиновных. Даже если поначалу декларировался против тех или иных конкретных сил. И в этом смысле он неконтролируем.

«История злопамятнее народа»

Когда Алексей Толстой закончил «Князя Серебряного», он признался: «При чтении источников книга не раз выпадала из рук автора, и он бросал перо в негодовании, не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько от той, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования». Тем не менее в памяти народной Иван Васильевич остался строгим, но справедливым, истинным царем, государственным мужем и патриотом. О нем слагали легенды, а проклинали Малюту Скуратова и шурина-«инородца» М. Черкасского.

Но «история злопамятнее народа», как написал Карамзин, заканчивая главу об Иване Грозном. Действительно, болезненная жестокость -- вот чем запомнился царь Иван. А главное, что он оставил в наследство потомкам, -- страх. Именно страх произвел самое сильное впечатление, остался глубоким отпечатком в сознании общества, в его генетической памяти.

Что касается реальных позитивных результатов деятельности Ивана IV, то они, мягко говоря, сильно преувеличены. Ключевский по этому поводу писал: «Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок».

В итоге стремление Ивана IV как можно сильнее укрепить личную власть и одновременно не подпустить к ней никого, кто бы своей излишней самостоятельностью мог оспорить его «божественные» права, привело к масштабному кризису власти, который со всей остротой выявился с началом Смуты. «Равноудаленность» бояр и высшего духовенства от верховной власти, по существу, лишило Русское государство всех носителей легитимной власти, кроме самодержца. Единственным выходом из этой патовой ситуации после смерти грозного царя могла стать и стала гражданская война.