В Москву из Русского музея наконец-то приехала нашумевшая выставка «Павел Филонов. Очевидец незримого». Она расположилась в камерных залах вновь отстроенного совсем недавно Музея личных коллекций ГМИИ им. Пушкина.

Павел Филонов -- один из самых загадочных художников русского авангарда. В мире он известен гораздо меньше, чем Малевич и Кандинский, а на художественном рынке вообще практически отсутствует. На это есть вполне конкретное объяснение: соблюдая чистоту творчества до абсолюта, Филонов, буквально голодая, наотрез отказывался продавать свои творения и патриотично завещал все свое наследие Советскому государству, которое притесняло и поносило его при жизни. Теперь большинство его работ принадлежит Русскому музею, куда их в 70-х передала сестра художника.

Русский музей перед Филоновым в неоплатном долгу. Не только за то, что в его пользование поступило 300 картин, но и потому, что именно в этом учреждении его не раз незаслуженно обижали. В 1930-м была закрыта уже развешанная персональная выставка в Русском, в 1980-х при довольно неприятно туманных обстоятельствах оттуда были выкрадены восемь рисунков, всплывшие через несколько лет ни много ни мало в Центре Жоржа Помпиду в Париже. И только в 1988 году в том же Русском музее персональная выставка все-таки состоялась. С тех пор -- снова почти двадцатилетнее затишье.

Принявший революцию на ура, Филонов из православного превратился в воинствующего атеиста, жил в нищете, был женат на женщине на 20 лет старше себя, умер в первую же блокадную зиму, накрывшись своей знаменитой картиной «Пир королей» (1912--1913). Не правда ли, мрачная ирония? Умереть от голода под изображением застолья... Но вся жизнь Филонова была жертвенной отдачей высоким идеалам, и его конец, к сожалению, характерен для романтичного героя-одиночки. Он был по-настоящему одержим творчеством -- не переставая работал, прерываясь лишь на сон, считал себя демиургом от искусства, называл свое учение об аналитическом методе единственно верным. Филонов мечтал создать музей аналитического искусства, поэтому своих картин не продавал (даже Третьяковке) и почти никогда не дарил, принципиально не ездил с выставками за границу. В начале творческого пути рисовал поразительной тонкости и красоты портреты на заказ, но потом отказался от этого, целиком посвятив себя исследованию ежесекундной эволюции любого изображаемого им предмета или явления.

Сегодняшняя выставка Филонова не привязана к хронологии, а построена исключительно с визуальной логикой. Питерский вариант «Очевидца незримого» был, мягко говоря, непривычен для довольно-таки традиционалистского Русского музея: попавший в залы экспозиции погружался в кромешную тьму, в которой специальной подсветкой были выхвачены лишь картины Филонова. Получилось что-то наподобие окон в высший мир, что сделало и без того тревожное и довольно невеселое творчество художника совсем уж пугающим. Критики и любители искусства долго спорили: имеют ли организаторы выставок право на такие серьезные игры с искусством, уже ставшим классикой? В итоге благодаря усилиям Proaktive PR и группе компаний «Метрополь» после довольно долгих препирательств, выставка Филонова таки приехала в Москву. Русский музей хотел полноценного повторения своей выставки, ГМИИ оказался к этому не готов -- даже переносили открытие на неделю.

В результате в Москве все-таки отказались от затемнения, и стало ясно, насколько радикальное оформление (а затем его отсутствие) может изменить восприятие произведений искусства. В МЛК все вполне обыкновенно: на белом фоне, как в книжке. Хотя Борис Мессерер и изобрел специальные конструкции для больших полотен в центральном зале МЛК, подобное тактичное сопровождение несравнимо с питерским крутым экспозиционным ходом. С другой стороны, сам художник свои произведения подобным образом никогда не демонстрировал и завещаний на эту тему, кажется, не оставлял. Так из полной темноты во время белых ночей Филонов переместился на белые стены в зимнюю Москву.

При рассматривании картин Филонова мне всегда казалось, что он писал всю жизнь одну большую историю, настолько переливающийся тревожными красками калейдоскоп перетекал из одной картины в другую. В московской экспозиции моя мысль подтвердилась. Складывается впечатление (тем более если почитать статьи о жизни художника или огромный том его дневников), что Филонов от процесса рисования отрывался крайне редко. На выставке создается ощущение единого потока, захватившего огромные живописные полотна и маленькие рисунки. Та же выставка в Петербурге, но в темных залах выделила каждую картину в отдельности, но лишила их этой взаимосвязи.

А чтобы лучше понять природу искусства Филонова, хорошо начать смотреть выставку с компьютерного фильма 18-летнего Степана Шушкалова, который показывают на втором этаже МЛК. Необычайно нагруженные деталями картины Филонова в этом фильме оживают, распадаются на отдельные предметы и элементы, превращаются одна в другую. Известное впечатление, что произведения Филонова «шевелятся», кого-то отпугивает, а кого-то привлекает. В фильме же этот воображаемый эффект обретает реальность. Все это сопровождается музыкой-скрежетом изобретенного в 1938 году синтезатора АНС (Александр Николаевич Скрябин), пропускающего через себя, словно сканер, картины и превращающего изображения в звук. И единственное, что противостоит филоновской гиперсерьезности, это встречающая нас во дворе музея инсталляция «Монумент утопии» современного художника-концептуалиста Вадима Захарова. Увеличенная до громадных размеров пластмассовая игрушка-лев при помощи веревочного механизма находится в постоянном движении, как и картины самого Филонова. В то же время этот синий лев чем-то напоминает животных, нередко появляющихся на филоновских полотнах и рисунках. Причудливо извиваясь и приседая, царь зверей произносит слова из «Автобиографии» художника, написанной в 1929 году от третьего лица.

«Очевидцем незримого» Филонова назвал его друг поэт Алексей Крученых, написав стихотворение на смерть мастера. Тогда казалось, что нет более точного определения художника. Сегодня же картины Филонова выглядят абсолютно правдивым отражением современной ему действительности, которая на несколько десятилетий превратилась для множества людей в кроваво-красный кошмар.