Челобитная всегда была главной формой диалога, инициируемого российским народом, с властью. Перед тем как найти новые формы сосуществования, некоторые участники Гражданского форума воспользовались испытанным средством.

Председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева предоставила слово президенту России Владимиру Путину, и тут же в проходах стало тесно. Участники Форума, вооруженные «мыльницами», стали с азартом щелкать президента, говорившего о необходимости партнерских отношений между обществом и властью. Отодвинутые на более почтительное расстояние профессиональные фотографы с завистью поглядывали на фотолюбителей. Когда президент закончил говорить и сел рядом с председательствующей правозащитницей, в президиум уже поступило несколько записок. Алексеева, взглянув на них, передала Путину. Когда тот стал читать, в зале зашуршали бумагой, записки пошли сплошным потоком.

Без малого полтора часа, проведенные в компании гражданского общества, президент читал записки из зала, а перед уходом пообещал рассмотреть их по существу и постараться решить проблемы, ну разве что кроме просьб снять с должности руководителя одного из творческих союзов.

Мой сосед, до этого с иронией комментировавший эпистолярную активность своих коллег, ахнул: «Надо же, надо было написать». Да что там рядовой участник Форума. Председатель Конституционного суда Марат Баглай, воспользовавшись присутствием президента, стал в своем выступлении горько жаловаться на коварные планы сокращения полномочий КС.

Челобитная, основанная на вере в доброго царя, испокон веков была основной попыткой установить диалог с властью. Но даже если царь и взаправду был добрый, то никогда не мог он установить даже добротную доставку челобитных, не то что их рассмотрение по существу. По легенде, Павел I велел установить специальный ящик для челобитных, запиравшийся и отпиравшийся одним единственным царским ключом. Может быть, он был и добрым царем, но в таком случае весьма наивным.

Несмотря на чрезвычайно низкую эффективность жалобных писем, народ наш продолжал упорно их писать и в прежние и в нынешние времена. В пятидесятые годы мой отец писал письма Хрущеву. Мол, он, фронтовик, прошедший всю войну с начала до конца, член Союза художников, ютится с женой и тремя детьми в 12-метровой комнате в коммуналке и там же работает. Пользы никакой не было, но отец все писал и писал, многие другие все писали и писали, и все так же пишут до сих пор. А цари как были, так и остаются за непреодолимым барьером из столоначальников, или, как это теперь называется, аппарата.

Диалог общества и власти невозможен, пока он осуществляется при пусть даже не посредничестве, а только лишь участии бюрократии.

Хорошо, президент искренне стремится к диалогу с гражданским обществом. Премьер-министр тоже. Министрам даже предписано принять участие в проблемных дискуссиях на двух с лишним десятках переговорных площадок. Но это еще не диалог. Это мероприятие. И если все будет проходить в рамках мероприятий, то никакого диалога не будет и в помине.

Можно констатировать, что участники Гражданского форума уже достигли одного весьма существенного результата. В Кремле собрались отнюдь не единомышленники. Более того, в Кремле собрались зачастую непримиримые противники. Не все, конечно, но многие. И это мощный сигнал власти. Сможет ли она найти инструмент взаимодействия с разношерстными, но готовыми к этому представителями общества? Не факт. Но это главный вопрос сегодня и для общества, и для власти. И в первую голову для инициировавшего этот процесс президента. Иначе ему для сохранения мифа о гражданском обществе придется регулярно встречаться в Кремле с широкими слоями общественности и по полтора часа читать записки из зала.