|
|
N°228, 11 декабря 2006 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
О роли гламура в судьбе человека
«Фальстаф» в постановке Кирилла Серебренникова открыл «Золотую маску»
Национальный театральный фестиваль «Золотая маска» задолго до основных показов (они пройдут в столице в конце марта -- начале апреля) открылся проектом «Премьеры Мариинского театра в Москве». Для начала на сцене Театра Станиславского и Немировича-Данченко были показаны два оперных спектакля-номинанта -- «Фальстаф» Верди и «Поворот винта» Бриттена.
В прошлом году подобный «шаг на опережение», ставящий спектакль как будто бы чуть-чуть вне конкурса, вкупе с другими обстоятельствами обеспечил победу аккуратной мариинской работе «Путешествие в Реймс». Но сейчас два спектакля вынуждены конкурировать между собой.
А вот кому ни с кем конкурировать не нужно, так это маэстро Гергиеву, по недавно сложившейся традиции заранее отказавшемуся от борьбы за дирижерскую «Маску». Все же думается, когда-нибудь экспертные советы вместе с прочими российскими дирижерами, привыкнув к мысли, что гергиевские работы на самом деле вполне можно сравнивать с негергиевскими, эту ситуацию переломят, настоят, что ли. И если бы так случилось сейчас, при внимательном отношении жюри к вопросу, по результатам по крайней мере «Фальстафа» глава Мариинского театра вполне мог бы и проиграть.
Сложнейшую оперную партитуру на этом «масочном» показе сыграли настолько примерно-приблизительно, а яркая режиссура яркого режиссера Кирилла Серебренникова блестела настолько настойчиво, что вердиевский «Фальстаф» совершенно сник и потерялся. Выпевая и выигрывая золотошвейные ансамбли, солисты между собой и оркестром не разошлись только в финальной фуге, где режиссер очень нарочито, с большим смыслом, крайне иронично и смело поставил героев на авансцену рядком с шампанским. Он, таким образом, готовил радикальный финальный жест -- смерть весельчака Фальстафа («доигрались!»), а солисты могли наконец упереться взглядом в Гергиева и удержать темп, пока публика сверлила взглядом блистающий щит с надписью «Все в мире -- шутка», нарисованной шрифтом и в цветах «Кока-Колы».
Без оперного дебюта возмутителя театрального спокойствия Серебренникова картина «Маски» была бы не полной. Для последней оперы Верди -- шутовской и таинственной -- он придумал выразительный и сильный, в сущности, ход -- подчеркнуть в комедийном сюжете его трагические нюансы. Рассказать языком изобретательной клоунады, насквозь пропитанной жестким на вкус соком гламура, об одиноком человеке, смешном простофиле, о жестокости и умирании. В «контексте текста», извините, это просто замечательно. Но музыкальный текст и текст сюжетный -- это вещи, во-первых, не идентичные и, во-вторых, уже взаимодействующие. И, вступив на оперную сцену, Кирилл Серебренников оказался похож, как ни удивительно, на Эймунтаса Някрошюса («Макбет» Верди, «Дети Розенталя» Десятникова в Большом театре).
Как минимум по одному формальному признаку -- буйству мизансценирования, не вполне относящегося к музыкальному делу, происходящего в собственном ритме, темпе и тембре. И в целом, чуть обобщая, по интенсивности разработки смыслового, текстуального материала, когда между сильным пластически-театральным режиссерским чувством музыка сочится как-то потерянно, утекая на периферию.
Сами по себе хороши и пузатые гопнички-чертенята (бессловесный Фальстафов паж, здесь -- в трех лицах), и ванна, в которой купается голопузый Фальстаф, и вышеозначенная кока-кола, и итальянский неореализм с круглыми автомобильчиками и немым кино в третьем действии. Косметический салон (место встречи всех дам) чуть хуже, последняя сцена у волшебного дуба сначала прекрасна своей пустотой и отсутствием дуба, но потом из-за неразборчивости почерка -- сильно хуже. При этом по-настоящему музыкально-театрально работает только одна картина -- первая во втором действии, где, кроме отменного гэга с ванной, есть еще певучая мизансцена дуэта Фальстафа и переодетого Форда (очень достойная работа Василия Герелло), с напряжением, фантазией и пластикой оживающей ревности вместе с проникновенной иронией.
Что до частных номинаций -- Виктор Черноморцев колоритен и сам по себе, и в режиссерской интерпретации партии Фальстафа. Татьяна Павловская (Алиса Форд) -- эффектна, хотя и не более. А в целом есть ощущение, что победителя по крайней мере в женской номинации публика еще не видела.
Юлия БЕДЕРОВА