Вот и закончился фестиваль NET. На неделю Центр Мейерхольда стал настоящим центром театральной жизни Москвы, своего рода клубом: здесь можно было встретить практически всех, кто интересуется актуальным театром. На последних двух спектаклях фестиваля, связанных с именем модного и многими горячо любимого драматурга, режиссера и актера Евгения Гришковца, был не просто аншлаг, а практически давка. В сущности, это и есть успех -- привлечь на фестиваль спектакли такого уровня, на которые приходят не только критики, коллеги по цеху, друзья и знакомые, но и посторонние, причем вполне заслуженные деятели искусств, которым, в общем, есть чем заняться и которые давно уже не ходят никуда только ради развлечения. В эти дни в Центре Мейерхольда подтвердилась надежда, что существует некая единая артистическая, художественная и нежлобская Москва, ждущая от искусства открытия.

Конечно, для многих главной приманкой стал Гришковец, но для фестиваля NET он не приглашенная по случаю звезда, а скорее постоянный партнер, одно из первых открытий, и в некотором смысле именно с помощью Гришковца можно объяснять цель и задачи фестиваля для неофитов.

А смысл фестиваля в том, чтобы собрать разных искателей новых способов театрального существования и нащупать тот путь, которым стоит идти. В том, что верное направление, в общем, одно, я лично не сомневаюсь, то есть мне кажется, что после долгих лет кризиса театрального искусства живым оно вынырнет в одном месте, хотя бы и в тысяче разных обличий. Что больше всего раздражает в сегодняшнем театре? Фальшивый тон. Театральность перестала быть синонимом праздничности или торжественности, а ассоциируется скорее с пошлостью и аффектацией. Такое уже было в России, накануне рождения Художественного театра, когда несмотря на множество талантливых артистов, интеллигенция почти перестала ходить на спектакли, не находя ни в Малом, ни в Александринском, ни тем более у Незлобина с Коршем созвучия своим настроениям.

И фестиваля не надо, чтобы понять -- новый театр еще не родился, но на фестивале можно погадать о том, каким он будет. На мой взгляд, представленные спектакли объединены одним -- желанием отказаться от традиционной формы как пьесы, так и представления и найти новые, соответствующие современной физической и эмоциональной природе человека. Это очень сложно.

В «Альцесте» у Клима бегство от старого театра декларировано самим принципом создания спектакля: пьесу пишет сам режиссер, сочиняют спектакль кругом единомышленников, главную роль играет не профессионал, но и не любитель, а погруженный в театральный процесс директор «Золотой маски» Эдуард Бояков. Но, пятясь от пугал театральщины (героев, сюжета, ролей, актерской игры), театр Клима, на мой взгляд, падает в этот омут с другой стороны. Все недосказанности, оборванные реплики, недостроенные отношения на каком-то уровне -- возможно, на уровне восприятия -- выстраиваются в абсолютно шаблонный сюжет с незатейливым смыслом.

В спектакле «Огнеликий» Оскараса Коршуноваса более всего удивляет, зачем этот очевидно ярко одаренный режиссер берет такую, как бы сказать, программно банальную пьесу. Впрочем, автор ее, немецкий драматург Мариус фон Майенбург, в Европе в большой моде, что для нас, понятно, не указ. У литовского театра тоже свои причуды, но, мне кажется, режиссеру интересно было найти сценический эквивалент предельных состояний: довести актеров до визга, а зрителей -- до тошноты, лишь бы не оставить их в привычном равновесии. Шок -- это по-нашему, а инцест, отцеубийство и другие мифологемы нужны, чтобы заставить тела корчиться, героев обнажаться, чтобы срывать привычные одежды образа. Чтобы прорваться к новой эмоции -- реально ощущаемой, а не являющейся условием знакомой игры.

Евгению Гришковцу на его сайте одна питерская поклонница написала: «Вы напоминаете зрителям чувства. Сидит человек и в течение 1 часа и 28 минут постоянно что-то чувствует. О, как ему приятно, что он чувствует». Возможно, Гришковец потому так популярен, что ближе всех подошел к новому театру. К новой искренности и новой реальности. Ругая телепередачу «За стеклом», критики ее не задумываются обычно, откуда у населения такая тяга к «реальному телевидению», хотя наблюдать за героями -- критики правы -- очень скучно. Но зато все происходит «на самом деле», а в мире, насыщенном мнимостями, тяга к подлинному очень велика. И Гришковец в любом из своих спектаклей, в том числе и новом, «Дредноутах», показанном на фестивале, разрушая стену между залом и собой, предлагая себя вместо героя и чувство вместо сюжета, отвечает этой насущной потребности. В «Дредноутах» он вставляет свою реплику в спор о старых формах и бесформенной новизне. Он выпускает в тазик кораблики и ставит бокал с вином на белую скатерть с комментариями о неизбежной пошлости этих образов. И не находит сил от них отказаться. Но каждый раз, выходя перед спектаклями и объясняясь с публикой -- и перед спектаклем Рижского театра «По По», который он сочинил и поставил и в котором иногда играет, заменяя одного из актеров, -- он заключает с залом особое соглашение. Спектакль «По По» -- забавный, смешной и виртуозный, в нем Гришковец-драматург опять сражается с литературой и драматургией, с их готовыми и притягательными, но невозможными уже приемами. Однако актер Гришковец существует в нем по другим законам, чем в своих спектаклях-монологах, а это уже шаг назад.

Как бы то ни было, эти шаги -- то вперед, то назад -- расшатывают здание театральной условности, и пространство фестиваля NET для этого занятия подходит почти идеально.