Театр танца Алексея Фадеечева открыл свой второй сезон вечером одноактных балетов. Этот формат становится привычным для небольшой труппы, предпочитающей собирать репертуар из скромных неоклассических опытов, а не стандартных для российского балета гигантов. Opus X Стэнтона Уэлша и «Между небом и землей» Трэя МакИнтайра были показаны в прошлом сезоне и повторены сейчас; «Леа» в постановке Алексея Ратманского стала мировой премьерой.

Этим сюжетом (еврейскую девушку разлучили с ее возлюбленным, он, отчаявшись, кинулся в изучение Каббалы, умер и, превратившись в духа -- Дибука, -- вселился в героиню на свадьбе) в истории театра не занимались люди бездарные. В 1922 году Вахтангов в студии «Габима» поставил вошедший в театральные легенды спектакль «Гадибук», а в году 1974-м Леонард Бернстайн сочинил «Вариации на тему Дибука» для Джерома Роббинса, сделавшего в New York City Ballet одноименный спектакль. Алексей Ратманский не стал лишним в столь звездной компании. Его балет, названный по имени главной героини, не просто встал в ряд постановок выпускника МАХУ, киевского, затем канадского солиста, а ныне премьера Датского королевского балета, но обозначил начало нового этапа в его работе.

Непременной принадлежностью прежних спектаклей Ратманского было некоторое отстранение. Создавая «Прелести маньеризма» и «Взбитые сливки» (в антрепризе), мариинский «Поцелуй феи» и «Сны о Японии» в Большом, Ратманский не только сочинял балет, но рефлексировал над собственным сочинительством и виртуозно насмешничал над собой, как, впрочем, и над балетом вообще, над этой странной манерой людей выражать чувства столь высокопарно -- вставая на пуанты. «Леа» -- первый трагический балет Ратманского. А способностью поставить трагедию проверяется хореограф.

На сцене тьма народа -- отцы и матери героев, соученики Ханнана, многочисленные родственники. Мелкие ансамбли разработаны и точны, каждая группка выполняет свою функцию. Все вместе создают необходимое колыхание жизни (если бы еще кордебалет работал получше: в столь жесткой конструкции малейшее нарушение рисунка кажется катастрофой). В эту толпу из двух противоположных кулис вбегают Леа (Нина Ананиашвили) и Ханнан (Джузеппе Пиконе) -- и замирают в объятиях друг друга. И сразу обозначается масштаб: это -- важно. Окружение -- нет.

Поэтому какие-то события обозначаются скороговоркой. Смерть отца Ханнана, приход нового жениха в дом Леа происходят мгновенно, на них внимание не задерживается. Зато дуэты Леа и Ханнана -- все три -- длинны и тщательно проработаны. И первый дуэт -- накануне разлуки, нежный, тянущийся и безнадежный. И второй дуэт -- «запредельный», Ханнан уже не Ханнан, а Дибук, властно распоряжающийся девушкой. И третий дуэт -- прощальный, когда Дибука изгоняют раввины и двое влюбленных ожесточенно цепляются друг за друга, не желая расставаться.

А в центре сорокаминутного балета возвышается огромная, мощная, отдельная сцена Каббалы. Ханнан, чтобы вернуть возлюбленную, старается подчинить себе потусторонние силы, высчитывая священные числа. Он рисует их в воздухе, но шесть явившихся демонов не слушаются, издеваются над ним, вьются вокруг. Ратманскому замечательно удается в этой сцене то суетливыми, то вдруг угрожающими перестроениями демонов передать тот душный ужас, что в конце концов уничтожает Ханнана.

В этот вечер Нина Ананиашвили в первый раз отмечала 20-летие своей творческой деятельности (вторым празднованием будет концерт 7 декабря в Большом театре). «Леа», сделанный Ратманским, можно было бы назвать лучшим подарком к юбилею. Если бы этот подарок Ратманский не сделал прежде всего самому себе.