Зачем в уважающей себя балетной компании с рачительным начальством во главе ставят балеты Петипа? Правильно, чтобы повезти их в Японию и Корею. А зачем в такой компании ставить «Раймонду»? Совершенно верно, потому что все остальные более забойные опусы Мариуса Ивановича в Японию уже свозили, и не раз.

Именно так обстоят дела в петербургском Театре оперы и балета имени Мусоргского. Он, впрочем, сейчас на программках через тире именует себя «Михайловским» -- то ли в подражание коллегам, сделавшимся из Кировского Мариинским, а из «имени Пушкина» -- Александринским, то ли полагая, что под исторические имперские названия нынче бюджеты выделяются крупнее (и, само собой, осваиваются эффективнее), чем под советские. Впрочем, театр, который горожане по привычке продолжают звать Малым оперным, причудливо соединяет в себе современные маркетинговые приемы и стратегии с советскими порядками и духом.

Вот и нынешняя «Раймонда» -- откуда она взялась? На афише красуется посвящение спектакля 120-летию со дня рождения Федора Лопухова -- «основателя балетной труппы театра». На самом деле Федору Васильевичу принадлежит первая из пяти вариаций Раймонды. Остальной текст -- то, что сохранилось от постановки Петипа 1898 года и что в 1948 году в Кировском театре перелицевал Константин Сергеев. Некогда солистка этого самого Кировского, а ныне балетмейстер-репетитор Мариинского Габриэла Комлева и приспособила сергеевскую версию к значительно меньшей сцене МАЛЕГОТа.

Но у спектакля есть еще и художественный руководитель -- Николай Боярчиков, худрук балетной труппы. Его руководство свелось главным образом к возвращению, во-первых, сочиненного Глазуновым и купированного еще Петипа восточного танца Раймонды, который теперь стал вариацией Абдерахмана, и, во-вторых, Белой дамы. (Кроме того, детский танец в третьем акте поставил отчего-то балетмейстер Ковтун, но это в конце концов несущественно.)

В чем содержательный смысл этих изменений? Графиня Раймонда ждет из крестового похода жениха-рыцаря, видит во сне знатного сарацина, потом тот является наяву свататься к ней, получив отказ, пытается девицу украсть, но терпит поражение от вовремя вернувшегося рыцаря -- и веселым пирком да за свадебку на целый третий акт: как положено, гран-па. Так вот, путаное бестолковое либретто Лидии Пашковой предусматривало регулярное явление призрака некой Белой дамы -- покровительницы Раймондиного рода. Как она выглядела у Петипа, поди знай -- весь XX век ее из старого балета старательно вытравляли за мистицизм.

Допустим, кто-нибудь поставил бы себе художественно-исследовательскую задачу: вернуть на сцену подлинного Петипа. Тогда пришлось бы, как Сергею Вихареву, осуществившему в Мариинском театре в значительной степени аутентичные реконструкции «Спящей красавицы» и «Баядерки», проводить огромную кропотливейшую работу, рыться в архивах, искать сохранившиеся записи, сопоставлять варианты и т.д. Но кого сейчас интересует авторская воля хоть бы и гения? (В одной симпатичной стране руководитель национального балета сказал мне: «Публика хочет Петипа, мы и пишем after Petipa даже на том, чего он вообще не ставил».) Сергеев преспокойно досочинял к Петипа, Боярчиков -- к Сергееву. Но тот все-таки обладал стилистической чуткостью. Нынешняя же Белая дама, в длинном платье и с короной, стилизованная под средневековую скульптуру, танцует нечто невообразимое, какие-то «искания советских хореографов» 60--70-х, и все это выглядит, будто в гостиную, обставленную александровским ампиром, водворили полированный чешский сервант.

Таким же сервантом предстает и Абдерахман -- и в новопоставленной вариации, и вообще. Не буду называть артистов -- говорят, другие составы получше, и мне просто не повезло. В конце концов в отношении этого балета важнее задуматься о другом.

Партия Раймонды -- проверочная, так сказать, экспертная. Не потому, что она крайне сложна и велика (одних вариаций пять штук), но оттого, что требует совершенно особенного балеринского склада. Тут не за что спрятаться, тут нет драматических эффектов Никии, выигрышной двойственности Одетты-Одиллии, заразительности и brio Китри. Нежная и блестящая одновременно, царственная и хрупкая, не девушка, не женщина, она -- воплощение женственности не в уютно-теплом ее измерении, но как абсолютной духовно-нравственной ценности.

Однако в балете любые абстракции создаются на сцене все-таки телесными средствами. Как в опере есть партии, где спасибо, если все ноты певица отоварит, так и текст Раймонды: если кто воспроизводит более-менее чисто и без потерь -- уже в труппе гордятся, что, мол, есть у нас солистки. Ну да, та, что выпала мне, воспроизвела. Но беда не в том, что у нее деревянный корпус -- у нее деревянная голова (повторю, фамилии не имеют значения, это частное проявление общей ситуации). В Раймонде духовный императив выражается не в гримасах, не в «игре», а в виртуозности, доведенной до степени исчезновения в движении памяти о мускульном усилии. Па-де-бурре должны переливаться, а не сыпаться, пти-батманы -- сверкать, апломб -- быть нерушимым и притом ненатужным, амбуате -- брызгами кокетливого изящества, а не просто подпрыгиванием... Наконец (увы, спектакль заставляет повторять элементарные вещи), если все движения, даже прилично исполненные, не складываются, не сливаются в танец, это всего лишь гимнастика.

По большому счету «Раймонду» сейчас вообще не надобно ставить -- за отсутствием достойных исполнительниц заглавной партии. Когда-то в балете служили люди культуры. К примеру, Татьяна Вечеслова дружила с Ахматовой (и мне довелось видеть в доме Татьяны Михайловны портрет хозяйки с ахматовским автографом -- посвященным Вечесловой знаменитым стихотворением). Уланова была на равных с первыми интеллектуалами своей эпохи. Имею честь и сейчас знать немало весьма немолодых педагогов, которые относятся к профессии артиста балета как к средству создания искусства, а не демонстрации мышечных достижений вроде сплошных вертикальных шпагатов вопреки всякому стилю и вкусу. Но вкус понятие вообще-то этическое, и аристократизм Раймонды может прорасти лишь из таких человеческих качеств, ныне утраченных.

Впрочем, когда в прошлом году Ульяна Лопаткина в свой бенефис танцевала третий акт «Раймонды», вышеозначенные свойства были явлены во всей их полноте и драгоценном блеске. Но Лопаткина -- одна. Больше принцев-принцесс крови в окрестностях не наблюдается.

А так все более-менее в порядке. Кордебалет, правда, в Театре Мусоргского -- дюймовочка, мальчик-с-пальчик и мужичок-с-ноготок. И потом, как-то они ножки поднимают в разное время и на разную высоту -- получается своего рода сфумато, размытая картина. Но грязи больше в первом акте, дальше дело все же получше. Ну и вообще: подняли огромный многонаселенный балет -- полносоставно (хотя тесновато, кое-где, например в панадеросе и в сарацинских танцах, можно бы народу и поменьше). Новые декорации и костюмы -- изделие художника Вячеслава Окунева, как всегда, ярко и аляповато, но ведь в дальневосточных странах как будто как раз такое любят. Любят симулякры -- елочные игрушки, которые выглядят даже реальнее, чем настоящие.