На самом деле название фильма следовало бы перевести чуть менее буквально: не «сладкий», а скорее «милый», «чудесный», «очаровательный». И не только потому, что под Ноябрем здесь имеется в виду не столько месяц, сколько соименный с ним живой человек (вроде одного из семи гномов, названных некогда в «АБВГДейке» по дням недели). Куда важнее, что собственно сладости на экране не так уж и много, а та, что есть, -- особого сорта. Не сахарная, а какая-то ксилитно-диабетическая, заменяющая дистиллированную приторность настоящего рафинада химическим симулякром.

Однако и без времени года не обошлось. Выясняется, что осень -- самое опасное время года для уверенных в себе городских профессионалов мужского пола по всей Америке -- в самый неподходящий момент им обязательно встретится любовь всей жизни, чудная молодая барышня без царя в голове и с неизлечимой болезнью, терзающей юное тело. Так было совсем недавно с героем Ричарда Гира в «Осени в Нью-Йорке», то же самое случилось с персонажем Киану Ривза в «Сладком ноябре», который можно было бы без проблем переименовать в «Осень в Сан-Франциско». Сыгранный Ривзом рекламщик Нельсон неожиданно для себя становится очередным возлюбленным взбалмошной и очаровательной Сары (Шарлиз Терон), которая ежемесячно меняет бойфрендов в соответствии с напоминанием календаря. Нельсон становится Ноябрем -- сначала психует и подумывает о том, чтобы вызвать полицию, потом скрепя сердце терпит Сару подле себя, а потом все скрепки с сердца слетают и Нельсон понимает, что это именно та одна-единственная, ради которой и стоит жить на свете -- «такая вся долгожданная, каких даже в фильмах нет». Но поздно -- Сару то и дело бросают на пол внезапные приступы, из зеркального шкапчика в ванной летят бесконечные пузырьки и склянки, «я не хотела, чтобы ты узнал правду таким образом...» -- в общем, весь набор, традиционный для истории подобного сорта. В финале Сара завязывает Нельсону глаза полосатым шарфиком и уходит в никуда, чтобы умереть вдали от любимого.

В фильме, снятом по всем голливудским правилам и не сильно отличающемся от потока, раздражает, в сущности, одно -- какая-то нарочитая стерильность в показе недолгого, но бурного романа: взять на главные роли Ривза и Терон и не порадовать зрителя ни одной мало-мальски страстной любовной сценой -- это надо было специально постараться. Едва дело доходит до «отношений» -- бац, следующий кадр и уже утро. Будто не романтическую американскую комедию смотришь, а семейную драму студии Довженко года этак семьдесят пятого. И это при том, что как в «Осени в Нью-Йорке», так и в «Сладком ноябре», девушки больны неизлечимо, но незаразно: ни о каком СПИДе речи не идет, а стало быть, герои-мужчины могут преспокойно проводить последние месяцы счастья, ничем не рискуя. Последующая смерть возлюбленных послужит им серьезным уроком, не более того. А может, и не послужит. У героев есть выбор -- в том числе и забыть обо всем через месяц. А их милые, чудесные, очаровательные девушки умрут. Вне зависимости от того, насколько скорбные физиономии строят Гир, Ривз и им подобные на фоне финальных титров.