Фильм начинается на войне, но весь батализм первых сцен ограничивается захлебывающимися отрывками закадрового радиоперехвата да нечистым горным снегом, по которому двое волокут третьего. Тащат, чтобы спасти ему жизнь, а самим погибнуть. Совсем скоро -- и сорока дней не пройдет -- третий, Кир (Андрей Чадов), тот самый, выживший, хотя и потерявший ногу контрактник, который ушел на войну, чтобы заработать денег на свадьбу, возвращается из госпиталя в так называемую мирную жизнь. Но вместо того, чтобы первым делом купить плеер и отрешиться от окружающего мира «Наутилусом», Кир приобретает саблю -- в подарок фронтовому другу. И, не успев подарить, зарубает ею военкоматовского куркуля, потребовавшего для себя долю заработанных Киром своей и чужой кровью контрактных денег. Потом пытается поймать на дороге попутку, оказывается под колесами -- и на его вроде бы предсмертный крик «Пацаны!» белыми маскхалатными птицами с автоматами не то за плечами, не то за крыльями слетаются «пацаны». Те самые двое, оставшиеся в горах, спасшие его жизнь ценою собственной. Игорь (Владимир Епифанцев) и Никич (Маским Лагашкин), призраки, ненадолго покинувшие неуютную («холодно там; и курить хочется») казарму Валгаллы. Они не отбрасывают тени. Их могут увидеть только дети или очень пьяные. Но именно они станут главными спутниками Кира на несколько ближайших дней. Вместе сходят на Красную площадь, на концерт «Сплина», посидят за недоступным для мертвых, но таким желанным столом. А потом, когда настанет указанный срок, исчезнут, чтобы Кир смог сходить на их могилы в сороковину, закусить поминальный стопарь жвачкой, потом встретиться с удивительно похожим на себя самого священником Сергием (брат Андрея Алексей Чадов) и выяснить свои непростые отношения с Создателем. А потом -- снова встретить своих друзей уже по их сторону горизонта. «Чего так долго, пацаны?» -- «Да не, это мы заждались...» И все трое уйдут, растворятся вдали, где линии электропередачи сливаются в одну неевклидову точку. Туда, где холодно и курить хочется.

Генеалогию «Живого», снятого в жанре этакой «фантомной были», проследить несложно, и большинство писавших о картине Александра Велединского это уже сделали. За спиной Кира маячат тени и «Ноги» Никиты Тягунова, и первого «Брата» Алексея Балабанова, и целой когорты разновеликих картин, так или иначе вышедших из бирсовского «Случая на мосту через Совиный ручей», историй о том, что умирающий человек осознает факт своей гибели позже всех, -- «Лестница Иакова» Эдриана Лайна, «Шестое чувство» Найта Шьямалана, в первую же очередь -- «Мертвец» Джима Джармуша. Очевидны отсылки и к предыдущей картине Велединского, «Русское» -- прежде всего в самом лице Кира -- Чадова, сыгравшего в «Русском» лимоновского Эди-бэби, который очень похоже обращался к Богу (да вдобавок один из персонажей «Живого» читает не что-нибудь, а «У нас была великая эпоха»). Но сводить «Живого» к простому сочетанию уже отработанных приемов и образов вряд ли имеет смысл. Велединский не просто соединяет актуальный контекст с бродячим сюжетом о жизни после (или, скорее, во время) смерти, но придает ему чисто местную, отрешенную до равнодушия метафизичность. В какой-то момент кажется, что не будь Игорь и Никич призраками -- сквозь них точно так же просачивался бы взгляд тех, кто идет навстречу по своим делам. Ничего не изменилось. И не изменится.

С точки зрения формы почти все в фильме балансирует на грани подзабытой безупречности -- даже все неровности и несостыковки кажутся вполне сознательными. Трагичность более чем органично сплетена тут с грубоватым юмором. Все без исключения играют замечательно. Повседневная жизнь показана именно такой, каковой, к сожалению, является -- без лакировки, но и без упоения свинцовой мерзостью. Особого внимания заслуживает саундтрек, вернее, одна из немаловажных его составляющих. Едва ли не впервые с отечественного киноэкрана звучит Егор Летов, его великая песня «Про дурачка», которая, в сущности, от первой до последней строчки может стать для «Живого» и аннотацией, и рецензией. А сегодня я воздушных шариков купил, полечу на них над расчудесной страной. Буду пух глотать, буду в землю нырять и на все вопросы отвечать всегда: «Живой». Можно только предположить, какой немыслимый прорыв произошел бы на экране, попади Кир и его незримые спутники не на «Сплин», а на концерт «Гражданской обороны». Но в своей повседневной жизни-смерти герои вполне естественно и объяснимо предпочитают русский рок, общепринятую эстраду и дембельский фольклор. И даже так -- за кадром, во время бесконечно долгого проезда, не от первого лица, а «от автора» -- «Дурачок» дает понять, что основополагающие положения «Живого» абсолютно верны и неоспоримы. Это (если воспользоваться другой летовской цитатой) «залихватское незримое кино» стоит того, чтобы не только посмотреть его, но и по-настоящему увидеть. Даже если перед тем, как отправиться в кинотеатр, вы обнаружили, что у вас ничего не болит.