Независимый театр из Вроцлава приехал на фестиваль с российскими пьесами: verbatim'ом Александра Вартанова «Большая жрачка» (московская премьера состоялась три с половиной года назад в Театре.doc) и миниатюрой Ивана Вырыпаева «Сны» (написана в1999 году в Иркутске, о постановках ничего не знаю). Нашим «новодрамщикам» такие визиты слаще меда, они удостоверяют факт международного признания: мы не лыком шиты, мы полноценно существуем в европейском театральном контексте. Заметим в скобках, что хлопоты насчет «европейского контекста» есть, по-видимому, тоника российского культурного сознания (доминантой в таком случае будут хлопоты насчет «национальной самобытности»): совсем не пустые, но, как правило, чреватые курьезами хлопоты.

Спектакли Ad Spectatores, показанные на фестивале, ничем не похожи друг на друга (начиная с того, что первый был патологически вульгарен, а второй довольно изящен) -- ничем, кроме одной вещи: в обоих режиссеры самым неожиданным образом переосмысливают жанр пьесы. Они настаивают на своем праве считаться с задачами драматурга лишь настолько, насколько им хочется, т.е. на том самом праве, которое более всего ненавистно авторам пьес и теоретикам «новой драмы». Александр Вартанов написал вроде бы документальные (во всяком случае претендующие на предельную достоверность) сценки о том, как делается телешоу. Вот ведущий бодро фальшивит перед камерами, вот томительно бездарный кастинг и скоропалительно бездарные репетиции, вот курилка, переполненная дымом и матом. Вот эпизоды шоу: в первом участвуют два остервеневших трансвестита (один из них -- «женщина, которая изображает мужчину, который изображает женщину»), во втором -- голый мужик, с ног до головы вымазанный паштетом (предполагается, что этот паштет с него будут слизывать). Ну и пьянка, конечно, и перепихон на рабочем месте, и тоска, и безнадега: все как в жизни. Предполагается, что и играться все должно гиперреалистически, так, чтоб по заветам Марселя Гриоля, придумавшего стиль cinema verite. Однако же режиссеру Анне Ильчук эта самая verite неинтересна, ей хочется, чтоб было посмешнее, только и всего: «Большую жрачку» она берет как материал для фарса.

Дело, в общем, хорошее. К сожалению, талант госпожи Ильчук сомнителен, а вкус откровенно низкопробен: вместо искрометного фарса у нее получается густопсовое развлекалово канареечного цвета. Персонажи спектакля в большинстве своем таковы, что даже какие-нибудь «новые русские бабки» (не говоря уж о пани Монике, пане Зюзе и прочих завсегдатаях советского «Кабачка 13 стульев») выглядят героями салонной комедии, сыгранной в лучших традициях психологического реализма. От актерской фальши сворачивает скулы. Комических эскапад, придуманных режиссером, устыдился бы любой смеховыжиматель, чесом ставящий в российской глубинке «Слишком женатого таксиста». Новая драма, говорите? Ну-ну.

Двухчасовая «Большая жрачка» оказалась дурно пахнущим гарниром к маленькому спектаклю «Сны», который придумала, поставила и сыграла Агата Куциньска. В «Жрачке» она выглядела наименее фальшиво и скабрезно, даром, что именно ей выпала честь исполнить на сцене имитацию полового акта с малопривлекательным во всех смыслах партнером; в «Снах» оказалась хорошим кукольником, интересно мыслящим и красиво работающим. Куколок, которые сидят в аквариумах и произносят монологи персонажей Вырыпаева, госпожа Куциньска тоже, разумеется, сделала сама.

Иван Вырыпаев в молодости написал небольшую пьесу (объем -- примерно пять таких статей, как эта), где метафизические претензии в символистском духе соединены со стилистикой, ориентированной на творчество обэриутов. Недостатков у нее всего три. Во-первых, персонажи как-то не очень похожи на живых людей. Во-вторых, все они интонационно слишком похожи друг на друга. В-третьих, как ни старайся автор, а вступить в какие-то отношения друг с другом персонажам удается плохо (проблема сценического общения -- главная проблема авторов «новой драмы», повально тяготеющих к монологу). Придумав своих аквариумных куколок, Агата Куциньска одним изящным ходом решила три проблемы. Мало того: благодаря ее собственным актерским данным изменился регистр звучания. То, что в пьесе, легко дающей ответы на главные вопросы бытия (что такое красота, любовь, освобождение, Бог, ад -- кому и знать все это, если не самонадеянному подростку!), выглядело инфантильным, в спектакле становится очень трогательным. Сидит себе маленькая, некрасивая куколка и грустно так вещает: «Я считаю, что миром управляет огромная птица. В лапах она держит землю, в клюве небо, а крылья -- это космос»... Прелесть.

Фестивальный буклет говорит о спектакле так: «...Космический размах вырыпаевских текстов помещен в очень камерное пространство». Размах текстов, помещенный в пространство, да еще «очень камерное», -- это тоже умиляет.