Для того чтобы доказать самоценность фотографии как вида искусства, возможны самые разнообразные ходы. Выставки в престижных музеях, фестивали вроде московской «Фотобиеннале», галерейные экспозиции, в которых фотография уравнена с заумными объектами и инсталляциями, и много чего еще.

Не мнящий себя актуальным художником, почитающий традицию, консервативный по духу своему фотограф Юрий Холдин изобрел ход для реабилитации светописи в глазах общественности настолько радикальный, что переплюнул всех предшественников фото-агитпропа. Он «всего лишь» переснял все росписи собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре, созданные великим русским иконописцем Дионисием, найдя технический ход, чтобы сохранить их естественный цвет. (Снимал днем, без режущей глаз подсветки. Профессионалы поймут, о чем речь. Прочим -- невинно восторгаться.) Потом из снимков скомпоновал передвижную выставку, на которой фрески и их детали сопрягаются с натурными видами самой церкви, сельскими пейзажами, лошадкой с дровнями и прочей календарной чепухой, неожиданно уместной для снижения сакрального пафоса. Далее сами работы Дионисия откомментировала знаток древностей Екатерина Данилова -- и выставка из демонстрации достижений фотографической мысли превратилась еще и в образовательную затею. Тем более что она дополнена полиграфической продукцией -- общедоступным каталогом и неподъемным роскошным альбомом для коллекционеров и религиозных фанатиков. Выставка Юрия Холдина «Фрески Руси. Дионисий» с февраля сего года катается по Руси, стартовав в Третьяковке и только что завершив первый этап заранее объявленного турне в Российской академии художеств в Санкт-Петербурге. Экспозиция в РАХе окончательно подтвердила: перед нами не консервативно-фундаменталистский, а современный арт-проект, где совместились почитание традиции, высочайшая культура, владение новейшими технологиями, авторские амбиции, знание менеджмента, профессиональная работа с публикой и... артистическая вздорность.

Под последней имею в виду неожиданное бытование выставки в Рафаэлевском зале Научно-исследовательского музея академии. Здесь фотореплики Дионисия попали в окружение подпотолочных копий вроде «Афинской школы» и «Изведения апостола Петра из темницы» гения Высокого Возрождения, а также гипсовых слепков с античных «Диоскура» и «Флоры». Совместились эпохи и культуры -- язычество, католичество и православие. Дионисий встретился со своим современником Рафаэлем (фреска Станцы делла Сеньятура Ватиканского дворца «Афинская школа» писалась в 1510 году, фрески в Ферапонтове -- в 1502-м). Одну из копий с Рафаэля делал сам Брюллов, не гнушаясь рабского, с точки зрения высоколобых экспертов, труда. И вот теперь Холдин якобы механически вторит Дионисию, фиксируя фотоаппаратом чужие произведения. Не берусь сравнивать современного фотографа с именитым живописцем-классиком. Скажу только, что оба -- художники, и дело зрителя -- увидеть авторство у каждого.

Более того, Брюллов и его коллеги, оформляя зал в академии, были всего лишь покладистыми копиистами, чья задача -- донести до потомков древние сокровища в целости и сохранности. Холдин доносит до нас не только Дионисия, но и себя самого. Выбранные ракурс, деталь, композиция, луч света -- авторский взгляд. Дионисий не теряется при этом, цвет передан один к одному, каждая трещинка бережно сохранена. (Наверное, мою заметку следовало бы назвать по-молодежному модно: «Я помню все твои трещинки».) Но фотограф, изо дня в день ползающий по выстроенным в соборе лесам, в этом своем подвижничестве становится художником. Если только есть из чего становиться. У Холдина -- точно из чего есть.

И тем самым он подтверждает самоценность фотографии и значение человека с фотоаппаратом (смысловой акцент -- на первом слове). А столь славно доставшиеся академические интерьеры, добавившие дополнительную смысловую игру в авторский проект, окончательно сделали из выставки Холдина законченный артефакт. Чтобы его значение дошло даже для особо одаренных.