В конце сентября в Россию приедет знаменитая испанская оперная дива Монтсеррат Кабалье, уже вписавшая в историю великих примадонн не только свой фантастический голос и выдающиеся оперные партии, но и свои неординарные отношения с шоу-бизнесом и его героями. На этот раз Монтсеррат Кабалье приезжает с дочерью Монтсеррат (Монситой) Марти и Николаем Басковым, которого с удовольствием опекает последние несколько лет. Концертное турне начнется 28 сентября в Красноярске, дальнейший гастрольный маршрут пройдет через Новосибирск, Тюмень, Екатеринбург и Челябинск (Кабалье будет путешествовать по железной дороге, так как единственная признаваемая ею авиакомпания в эти города не летает). 14 октября совместный концерт Кабалье, Баскова и Марти пройдет в Московском Доме музыки, и 18 октября тур завершится в Санкт-Петербурге. О предстоящем путешествии, компаньонах, о взглядах на прошлое и будущее оперы поговорила с Монтсеррат КАБАЛЬЕ в Барселоне Тамара МАРТЫНОВА.

-- Известно, что вам нравится выступать в России. Скажите, а какие самые яркие впечатления остались у вас от нашей страны?

-- Таких впечатлений у меня несколько. Было бы даже несправедливо, если бы я назвала только одно. Первое -- когда в 1974 году во время гастролей театра «Ла Скала» у вас показали оперу «Норма» с моим участием. Театр «Ла Скала» этого не хотел, все были против (речь идет о деталях контракта -- спев три спектакля подряд в Москве, Кабалье таким образом компенсировала «недопетые» представления в Милане. -- Ред.), а я сказала: либо мы это сделаем, либо я не пою. Я очень хотела, чтобы «Норма» прошла в России, и рада, что смогла этого добиться. Второе -- вручение награды орден Дружбы. Я знаю, что этим орденом удостаивают не часто, и уж совсем редко им награждают иностранцев. Третье -- когда меня выбрали почетным доктором в Институте имени Менделеева. Четвертое -- когда я записывала видео «Из России с любовью», мне разрешили спеть внутри церкви на Соборной площади Кремля. Я пела там «Аве Мария». Это было очень волнующее впечатление. Пятое -- когда я выступала в Кремле в концерте для детей. Тогда впервые, после 70 лет молчания, звенели колокола кремлевских церквей, и звучала музыка Вангелиса, которую он написал специально для этого случая. Еще одно незабываемое впечатление -- когда я выступала в Зале Чайковского, а потом этот компакт-диск был передан на станцию «Мир», и все это показали на экране. Ну разве можно такое забыть?.. Так что удивительных, чудесных моментов, связанных с вашей страной, у меня много. И я всегда возвращаюсь в Россию с любовью. Я знаю, что российские зрители меня любят -- они много раз мне это доказывали.

-- А как вы познакомились с Николаем Басковым и какое он на вас произвел впечатление?

-- Это было в Санкт-Петербурге, где мы оба должны были выступать в концерте (Кабалье представили Николая Баскова в 2000 году перед концертом в Ледовом дворце Санкт-Петербурга. -- Ред.). Когда я услышала его первый раз, я сразу обратила внимание, насколько он музыкален. Помимо того, что у него красивая внешность, у него очень красивый голос. Правда, одно дело слушать голос, звук и совсем другое -- знать, что этот человек -- настоящий музыкант. Это очень разные вещи, но они должны идти рука об руку. И если в человеке это не сочетается, тогда ничего не получится. Я предложила ему исполнить на том концерте дуэт «Аве Мария» Масканьи. Он ответил: «Ну ...не знаю». Я сказала, что это легкий дуэт, и дала ему партитуру. Это было во второй половине дня. А вечером мы уже пели с ним перед публикой вместе.

-- Но ведь на этом ваше знакомство с Николаем могло и закончиться, однако оно переросло в тесное сотрудничество. Почему?

-- Помню, он тогда сказал, что ему очень нравится опера и что он хотел бы петь оперную музыку. Мне очень захотелось заняться с ним этим самой, потому что он напомнил мне 80-е годы, когда на моем горизонте появился Фредди Меркьюри. Он всегда приезжал в оперный театр, чтобы послушать меня, и ему тоже очень нравилась опера. И, быть может, из-за этого воспоминания я тогда подумала: вот еще один певец, который исполняет мелодичную музыку и хочет петь оперу. Я предложила Николаю прослушивание, чтобы узнать, сколько нот берет его голос. Во время прослушивания мне стало понятно, что у него большой диапазон и что он очень музыкален. Я ему сказала: «Давай увидимся еще раз через какое-то время. Но я хочу, чтобы ты приехал с четырьмя оперными ариями, уже выученными». Мы снова встретились, он их спел, и я увидела на его лице выражение такого испуганного внимания: какой же вердикт она вынесет? И я сказала: «Николай, у тебя очень красивый голос, его диапазон позволяет петь оперу, ты вполне можешь взять верхнее до. Но тебе надо подготовиться, надо заниматься, чтобы выйти на оперную сцену». И еще я добавила, что у него врожденная выразительность голоса, музыкальность, что для оперы чрезвычайно важно. Ведь именно голосом можно выразить то, что хотел сказать композитор. Есть великие певцы, которые отлично вокализируют, очень хорошо берут ноты, однако не умеют петь выразительно. А Николай это умеет, поэтому он произвел на меня впечатление. Потом мы пели с ним в концертах и арии, и я надеюсь, что споем еще много оперной музыки вместе.

-- Насколько я знаю, Басков выступал и с вашей дочерью.

-- Она говорит, что ей очень приятно с ним работать. И ей очень хотелось бы спеть с ним Джульетту. Честно говоря, я думаю, что для оперы «Ромео и Джульетта» это будет лучшая пара, которую можно себе представить. Она идеальная Джульетта, а он фантастический Ромео. Я очень жду того дня, когда просто зрительницей смогу поехать на их выступления в этой опере.

-- Когда ваша дочь решила пойти по вашим стопам и стать оперной певицей, она советовалась с вами? Если да, то нельзя ли узнать, что вы ей тогда сказали?

-- Нет, ни с отцом, ни со мной она не консультировалась. Она посоветовалась только с моим братом -- своим дядей. Дело в том, что Монсита пять лет занималась в школе Майи Плисецкой классическим балетом. И однажды, когда она танцевала с этой труппой, она упала, и у нее была травма. Это было очень плохое падение. Помню, Майя сказала мне, что не знает, сможет ли моя дочь восстановиться, чтобы выступать дальше. Монсите нужно было провести лечение лазером и в любом случае прекратить балетные репетиции на несколько месяцев. А она всю жизнь мечтала танцевать именно в «Ромео и Джульетте». В общем, она была очень расстроена, и у нее практически началась депрессия. В то время она жила в Мадриде в доме наших друзей. И от них-то мой брат Карлос, приехавший туда по работе, узнал, что Монсита постоянно что-то напевает. Тогда он решил помочь ей преодолеть депрессию: договорился с одной преподавательницей пения в Мадриде и попросил ее позаниматься с Марти.

Все эти восемь месяцев мы думали, что дочка продолжает лечиться и мало-помалу возвращается в театр «Лисео». Но однажды, когда я поехала в Мадрид петь (со мной был и муж), Карлос сказал: «У меня есть новый голос, новое дарование. И я хотел бы, чтобы вы послушали». При этом он не сказал, о ком -- девушке или юноше -- шла речь. Мы тогда подумали: как странно, раньше он никогда не спрашивал нашего мнения. Но мы не хотели вызвать его неудовольствие и пошли в один маленький театральный зал на прослушивание. Там была эта учительница, которую я знала, пианист, еще моя дочка и мой брат. Я спросила: «Мы все собрались, а где же это юное дарование?». И тут брат сказал: «Дарование тоже здесь: это ваша дочь». Это было ужасно! Марти начала петь. Вначале Глюка, потом Пуччини. Мы никогда не слышали ее раньше и даже не знали, что у нее есть голос. Мы разволновались, заплакали. Она же подумала, что мы плачем оттого, что она сделала все очень плохо и нам не нравится. А мой брат говорит: «Вы слышите, это голос, который обещает многое. Мы прятали этот голос восемь месяцев, но теперь она должна заниматься по-настоящему. Так что вы должны согласиться, вы должны одобрить ее». Мы спросили: «Монсита, ты хочешь петь?». Она ответила: «Раз уж я не могу танцевать, то буду петь». И она продолжила изучать пение и таким образом пошла по моим стопам, став оперной певицей. Но, как я уже сказала, это было большим сюрпризом для нас с мужем, мы ничего раньше не знали. Вот такая история.

-- Вы разделяете точку зрения, что музыка -- это самый абстрактный вид искусства?

-- Если понимать под этим словом то, что человек чувствует некую потребность, некое внутреннее желание осуществить или сделать что-то такое, что не имеет ничего общего с его обычной жизнью, с его ежедневными, будничными занятиями, в этом смысле да, музыка -- искусство абстрактное. Она тебя привлекает, захватывает, берет в плен. А сам ты не можешь пленить музыку. Точно так же, как ты не можешь взять силой веру, во что бы она ни была. Вера абстрактна, и ты не можешь ее каким-либо образом вытащить из себя. Политические взгляды тоже приходят к тебе извне и захватывают тебя. На протяжении всей истории человечества мы помним и чтим политиков, которым удалось правильно и убедительно выразить свои идеи. Поскольку они верили в то, что говорили, им удавалось заставить поверить в свои идеи огромное количество людей. И неизвестно почему, вдруг встречаешь какого-то человека -- он может быть коммунистом, республиканцем или демократом, и его посыл, его желание убедить доходит до вас. Вы верите в то, что он говорит, и идете за ним, ибо чувствуете, что он хотел вам передать. Все это абстрактно. Но потом то, что ты получил извне, развивается внутри тебя. Наверно, я ответила.

-- Интересно, а есть ли в вашей жизни какая-то иная страсть, которая захватывает вас так же сильно, как музыка?

-- Да, есть. Это живопись. С самых юных лет мне очень нравится рисовать. Сначала я писала акварелью, а потом -- карандашом, точнее, угольком. А по мере того, как я училась, взрослела, я даже осмелилась писать маслом. Это, конечно, наивная живопись, однако я сделала несколько более-менее приличных портретов. И натюрморты у меня получаются довольно неплохо. К сожалению, на эту страсть у меня остается совсем мало времени. Впрочем, когда я уезжаю надолго, я беру с собой альбомы с хорошей бумагой и, как правило, пишу то, что вижу из окна своего номера в отеле. Бывало, что я возвращалась домой с полными альбомами рисунков. Ну, вот это такое хобби, которое доставляет мне очень большое удовольствие.

-- А литературу вы любите?

-- Да, конечно.

-- Не могли бы вы вспомнить какую-то книгу, прочитанную вами в последнее время, которая поразила вас?

-- Очень большое впечатление на меня произвела книга, которая не имеет ничего общего ни с политикой, ни с религией. Это книга о жизни матери Терезы из Калькутты. Там нет ни одной фразы, убеждающей: «Верьте в какого-нибудь Бога!». Мать Тереза только говорила: «Верьте в человека и помогайте человеку! Жизнь -- это подарок, дар, пользуйтесь им. Если вам грустно, постарайтесь улыбнуться. Потому что улыбка порадует вас и облегчит вашу грусть. И если вы чувствуете себя счастливым, разделите это счастье с другими». И еще много мудрых слов сказано матерью Терезой в этой книге. Это такой урок человечности, который сильно напоминает мне речи Ганди. Одна из его самых любимых фраз была, что земля, планета дает жизнь и пищу всем людям. Если бы не было маленькой кучки тех, кто хочет забрать все под себя, хватило бы на всех. Конечно, миру известно много писателей, которые создали великие книги по истории, политике, да в любой области. Но есть такие особые личности, которые написали особые книги. Все знают, что я человек, верующий в Бога. И в Библии мне больше всего нравится генезис, начало. Это чудо, это настоящий великий урок, который стоит понять и принять.

Потом -- поэты. В глубине души они великие фантазеры, мечтатели. Я думаю, что свои стихи, иногда грустные, иногда романтические, иногда тяжелые, они пишут, исходя из личного опыта. Но в конце концов история матери Терезы и история Ганди -- это тоже личные истории. Вот такая литература произвела на меня в последнее время огромное впечатление и доставила мне удовольствие.

-- В середине девяностых в Англии, затем и в Америке, а теперь и в России вышла очень популярная книга, посвященная вашей жизни, вашему творчеству («Монтсеррат Кабалье: Casta Diva». Роберт Пуллен, Стивен Тейлор. Аграф, 2005). Как вы относитесь к тому, что там рассказывается?

-- Еще до выхода этой книги в свет меня попросили ее прочитать. Я одобрила несколько глав, другие мне не понравились. Но... опубликовали все. В любом случае эти английские авторы очень любят оперу, и я думаю, что они видят мою жизнь такой, какой описали ее. Впрочем, всегда очень тяжело писать о жизни другого человека. Исследуя ее, можно войти в его окружение, но редко кому удается заглянуть в душу героя. В любом случае эта книга имела большой успех, читателям она понравилась.

-- А у вас не возникало желания самой написать мемуары?

-- Да, несколько раз у меня появлялась такая идея. Но следом всегда возникал вопрос: либо ты пишешь мемуары так, как действительно чувствуешь, либо для того, чтобы они пользовались успехом, то есть, чтобы их продать. И это важная дилемма: лгать или не лгать, рассказывать только красивые истории или не очень красивые? Описывая собственные впечатления от того, что произошло на протяжении стольких лет жизни, ты можешь кому-то причинить боль. Честно говоря, я думаю, что это того не стоит. Потому что прошлое принадлежит прошлому. А поскольку я всегда хотела жить только настоящим и будущим, то для меня прошлое ушло, и я предпочитаю не вспоминать его.

-- Сейчас идут разговоры о том, что искусство мельчает, творчество превращается в бизнес. Вы согласны с такой точкой зрения?

-- Если говорить об опере, то да. Начиная с конца ХХ века в ней преобладает посредственность. Прежде музыка никогда не была лабораторным проектом. Она всегда рождалась от вдохновения. Сегодня, к сожалению, очень мало композиторов, которые вдохновляются духом музыки. Зато есть сотни, я бы даже сказала, тысячи лабораторных композиторов. Они не чувствуют призвания, потребности писать настоящую музыку, отдаваться ей полностью. Скорее им нужно получить много контрактов, чтобы заработать много денег и стать за год-два знаменитыми. Да и большинство из тех, кто создает оперные постановки, -- сценографы, художественные руководители и так далее -- нынче склоняются к тому, чтобы сделать нечто вроде фильма, положенного на музыку. Это как взять картины Рубенса, или Гойи, или Веласкеса, и вместо того, чтобы вставить их в простую раму -- ведь истинная живопись так прекрасна, что не нуждается ни в каких украшательствах, -- их вставили бы в вычурные рамы и украсили разными дополнительными деталями, светом, лампочками и прочим. Именно так происходит сегодня на сцене, когда пытаются, как теперь говорят, осовременить оперу. Делают это обычно люди, которые божественным светом не озарены. Они не способны создать нечто действительно фантастическое. Поэтому стараются привлечь внимание публики низменными вещами. К тому же сейчас не принято говорить: была поставлена опера «Дон Жуан» Моцарта. Теперь говорят: опера поставлена мистером Х. К счастью, еще есть такие дирижеры -- это великие музыканты, которые отказываются участвовать в таком цирке. Я им аплодирую и очень им благодарна. И есть такие же певцы. Они вызывают мое великое уважение. Потому что опера не умирает. Просто ей надо позволить жить. А эти господа не знают, как это делается.