31 октября в Москве открывается очередной XI Антикварный салон. Его цель -- стимулировать рынок, выстраивать рейтинг в системе торговли предметами старины. Традиционные проблемы: отсутствие качественных вещей и невысокий объем продаж. Организаторы московского Антикварного салона (компания «Экспо-парк») надеются, что в нынешнем году в сфере антикварной торговли произойдут позитивные изменения благодаря отмене лицензирования антикварной деятельности. «Придет больше дилеров, развитие международных связей получит дополнительный импульс», -- считают в «Экспо-парке». Хотелось бы верить. Однако сама специфика антикварного рынка России дает не много поводов для оптимизма. Об этом корреспондент газеты «Время новостей» Сергей ХАЧАТУРОВ побеседовал с известным экспертом антикварного рынка, постоянным участником московского Антикварного салона, главным редактором журнала «Пинакотека» Наталией СИПОВСКОЙ.

-- Чем будет интересен новый Антикварный салон в ЦДХ?

-- В нынешнем году будут расширены выставочные площади. Заявок на участие больше, чем прежде. Если антикварные дома готовы платить за аренду и участие, значит, они уверены, что покупателей будет больше, что спрос на антикварное искусство вырос.

Вечная беда московского Антикварного салона -- нехватка серьезных вещей. Даже на новые веяния в России реагируют весьма провинциально. Приведу пример. В Западной Европе сейчас становится популярным стиль ар-деко первой трети XX века. Однако качественная мебель известных мастерских в стиле ар-деко -- большая редкость и в Европе. В России же по разряду ар-деко зачастую проходят немаркированные вещи, которые на Западе приравнивались бы к обычному антикварному развалу. Обидно, что вкус нам приходится воспитывать не на первоклассных, а на третьесортных образцах. В то же время организовывать ввоз качественных произведений в Россию бесполезно. Серьезного покупателя здесь все еще мало. А те, кто есть, приобретают антиквариат на Западе, прогуливаясь по престижным галереям Европы и Америки.

-- Может быть, расширение антикварного рынка поможет решить проблему экспертизы. Сейчас монополистом в сфере антикварной экспертизы являются музеи, и прежде всего Третьяковская галерея.

-- Да, лишь в нашей стране сферы рынка и музея слиты воедино. В большинстве музеев мира атрибуция не только не практикуется -- запрещается договором о найме на работу. Но там, во-первых, у музейщиков другие зарплаты. В наших же музеях экспертиза чуть ли не единственный способ заработать прожиточный минимум. Во-вторых, тамошний рынок с системой престижных галерей и аукционных домов со своим экспертным штатом не нуждается в экспертах со стороны (разве что на время сложных судебных разбирательств). У нас же таких антикварных домов пока еще нет. Рынок молодой и в общественном мнении прочно связан с криминалом. Поэтому всем нужен «третейский судья» -- им и становится музей.

-- Я слышал такое присловье: хочешь продать вещь -- неси на экспертизу в Третьяковку, хочешь купить -- проси сертификат из Института реставрации Грабаря. Сертификат Третьяковской галереи имеет высокую котировку в антикварном мире?

-- Смотря у кого. Ведь в судьбе одной картины принимают участие, как правило, человек пять. Во-первых, тот, кто ей владел первоначально. Затем тот, кто ее углядел и «вывел» в сферу профессионалов, умеющих распознавать вещи и устраивать их судьбу на рынке. Третий -- посредник, знающий четвертое звено -- покупателя. Наконец, пятый в этой цепи -- эксперт, подтверждающий подлинность вещи.

Для самого уязвимого звена этой цепи, покупателя, особенно если он в мире антикварного рынка «чудак с мороза», сертификат подлинности, выданный самой Третьяковской галереей, значит очень много. Для человека, который работает внутри ситуации, сертификат Третьяковки не имеет высокого авторитета. Почему? Во-первых, потому что для него эта экспертиза, по сути дела, лишь инструмент для продажи вещи. Не подошел один -- подберем другой. Во-вторых, как бы дилер ни уважал эксперта из музея, все же он для него человек не совсем полноценный, потому что ничего не имеет и ничем не рискует. Мы вновь вернулись к разговору о разнице профессий музейного и рыночного эксперта. Для рынка (как это и принято на Западе) эксперт принимает вещь непосредственно к продаже -- это вполне конкретная ответственность. Конечно, и здесь случаются проколы. Но так честнее. Потому что покупатель всегда может вернуть вещь, сумев мотивировать свои претензии. Если он, ссылаясь на авторитетных специалистов, докажет, что картина XVIII века написана красками XX, ему возместят стоимость. Самое же порочное в нашем рынке -- система коллективной безответственности. Когда на Западе покупается вещь, продавец отвечает именем и деньгами, эксперт -- именем и контрактом. Когда покупается вещь в России, не отвечает никто и ничем. Дилер не виноват -- его ввел в заблуждение сертификат Третьяковской галереи. Сама Третьяковская галерея за экспертизу никакой финансовой ответственности не несет.

-- В случае с Россией «коллективная безответственность» становится гарантом безнаказанности. Запад же от этой безнаказанности русских как может пытается себя обезопасить. В нынешнем году был беспрецедентный случай. Аукцион «Кристи» выставил работы Петрова-Водкина и Сомова, снабдив их репродукцией сертификатов Третьяковской галереи. Аукцион не захотел отвечать за подлинность произведений, прошедших экспертизу в ГТГ. Однако, справедливости ради, признаем, что и на западном рынке не все радужно. Особенно много проблем с авангардом. Думаю, Малевич и другие радикалы обрадовались бы, узнав, что их живопись все еще способна не на шутку лихорадить респектабельный буржуазный мир. Правда, векторы чуть поменялись. Русский авангард сегодня -- синоним баснословных денег, которые сами себя охраняют. Не так давно по самым богатым странам Западной Европы (Швейцарии) путешествовала выставка гуашей Ларионова. Она вся состояла из фальшаков. Это был международный скандал. Как ни странно, Россия на таком фоне имеет некоторые преимущества. Все-таки у нас живут самые крупные специалисты по русскому авангарду: Глеб Поспелов, Дмитрий Сарабьянов. Выставка из фальшивых Ларионовых у нас бы не прошла.

-- На самом деле авангардный рынок в мире уже рухнул. Авангард -- это такой джин из бутылки. Из того, на что десятилетиями не обращали внимания, вдруг стали делать баснословные деньги. Но в целом рынок искусства в своих приоритетах вполне традиционен. Привычные критерии качества оказываются куда более важным фактором, нежели сенсационность. В прошлом году на аукционе европейского искусства XIX века в Нью-Йорке полмиллиона долларов было уплачено за живописную работу Генриха Семирадского. У нас к нему относятся с пренебрежением как к второстепенному салонному художнику. Но Семирадский, как и Айвазовский, мастер европейского класса. Подобный качественный салон второй половины XIX века необычайно моден сегодня. Хотя, конечно, столь высокая цена на Семирадского -- редкость. Скорее всего дело в том, что этот холст продавали в Америке, где многие богатые люди дорожат своими европейскими корнями, например польским происхождением.

Лидеры российского рынка тоже не меняются десятилетиями. Помимо Айвазовского и Шишкина в фаворе фарфор Императорского завода и Фаберже. Правда, и для Фаберже сегодня рынок сильно поломан. Много подделок. Но, уверена, что для прикладного искусства вообще и Фаберже в частности, ситуация никогда не будет столь драматична, как для авангарда. Любая беспредметная композиция с кругами и полосами, если она не имеет отношения к Малевичу и Ко, превращается в кусок картонки. Фаберже, даже если он не Фаберже, это драгоценные материалы, ювелирная работа. Дорогая вещь.

В прошлом году состоялась самая дорогая в истории продажа произведения русского искусства. Заметим, за 17 миллионов долларов приобрели все-таки не салонную живопись в духе Генриха Семирадского, а авангард начала XX века: работу Казимира Малевича. Цены на русский авангард все выше, а на антикварных ярмарках (и на московской тоже) он появляется все реже. Разъясняет этот парадокс специалист по русскому авангарду, доктор искусствоведения Александра ШАТСКИХ:

-- Картин русских авангардистов вообще не так много по сравнению, допустим, с количеством произведений художников второй половины XIX века. Авангардисты не работали на рынок, и при жизни их работы почти никто не собирал. А если учесть, какие времена наступили в СССР с середины 1930-х годов и сколько они длились, станет ясно, что на уцелевшем наследии русских авангардистов настоящего рынка не сделаешь, -- картин мало. Именно поэтому наследие левых художников столь высоко ценится. Именно поэтому его так боятся аукционные дома и антикварные салоны. Авангард -- самая криминальная тема антикварного рынка. Фальсификаций и подделок здесь не меряно.

Теперь о сенсации прошлогодних торгов аукциона Phillips. Живопись Казимира Малевича -- явление редкое, уникальное, его картины вне музеев -- все наперечет. В прошлом году на аукционе Phillips картина «Супрематизм», ранее экспонировавшаяся в Музее современного искусства в Нью-Йорке и переданная музеем наследникам Малевича, была продана за 17 миллионов долларов; это автоматически подняло цену любого произведения художника. Творчество русского супрематиста и раньше было одним из наиболее популярных объектов для фальсификации; не исключено, что успех аукциона Phillips вызовет новый поток «свежих» Малевичей. Следствием же станет новое недоверие к произведениям русских авангардистов, снятие с торгов их работ. Вот почему стоит Малевич так дорого, а увидеть его на антикварных и аукционных ярмарках остается все меньше шансов.