В понедельник начались гастроли Краснодарского балета в Мариинке. Это случается теперь каждое лето: Юрий Григорович привозит свой театр в Петербург, напоминая всем, что именно в Питере (в более престижной школе, чем в Москве) он сам учился, там танцевал, там начал сочинять танцы. В Москве его труппу, существующую уже десять с лишним лет, не видели ни разу -- по вполне понятным причинам. Григоровича хорошо помнят в столице -- с восстания части труппы Большого и снятия его с поста главного балетмейстера прошло не так уж много времени. Это в Питере он прежде всего балетмейстер; плохой ли, хороший ли -- каждый на спектаклях может разбираться сам. В Москве за ним -- черный след романов с советской властью, преследование инакомыслящих и смерть беззастенчиво вышвырнутого из театра Мариса Лиепы. В Питере -- нежные воспоминания о юном балетмейстере, влюбленном в гениальную балерину Аллу Шелест и сочинившем на нее трагическую и отважную «Легенду о любви». В Москве -- судороги при имени Анастасии Волочковой (первый раз она появилась в столице при простодушном Владимире Васильеве; второй ее взлет случился после ультимативного требования Григоровича отдать ей премьеру его редакции «Лебединого озера»; с тех пор Большой театр избавиться от нее и не может). В общем, гастроли в Мариинке (с немаленькой афишей -- и «Спартак», и «Ромео и Джульетта», и «Легенда», и «Корсар», и «Дон Кихот») всегда встречаются местной публикой с ностальгической доброжелательностью. (Даже m-lle Волочкова, которой отдано две трети спектаклей на гастролях, местных балетоманов не пугает -- они-то помнят ее только в школе, еще вполне приличной девочкой; и убеждены, между прочим, что это столица танцовщицу испортила.) В Москве было бы по-другому -- потому театр в Москву и не едет.

Это не значит, что Юрий Григорович не присутствует в столице. В Большом сохраняются его спектакли -- прежде всего мощный, сделанный в лучшие времена балетмейстера «Спартак»; говорят, в этом сезоне вернется исчезнувшая было из репертуара «Легенда»; только что к грядущему юбилею Шостаковича восстановили унылый «Золотой век». И конечно же, в его редакциях идет классика -- и «Лебединое озеро», и «Баядерка», и «Раймонда», и «Спящая красавица». В «Кремлевском балете» танцуют «Ивана Грозного» и «Ромео и Джульетту»; Музыкальный театр присматривается к «Каменному цветку». Но еще больше чем реальный сочинитель танцев -- немало поработавший, еще больше натворивший -- Григорович присутствует в Москве как знамя архаической балетной оппозиции.

Каждого из сочиняющих что-либо для Большого балетмейстеров верные личарды уничижительно сравнивают с «Григом». Это артисты, да -- но из артистов немногие, артисты все же живут сегодняшним днем и надежды связывают с сегодняшним или завтрашним начальством, а не с «великим прошлым». Гораздо больше клакеров -- потому что в правление Юрия Николаевича система взаиморасчетов платных хлопальщиков и танцовщиков работала как часы. Ныне же правящий в балете Алексей Ратманский сам этим людям не платит и артистов не поощряет -- в результате все больше значимых артистов отказывается от таких услуг. Клака и мечтает о «возвращении Григоровича». В следующем январе, отметим, хореографу исполнится восемьдесят. Уже более двадцати лет он не сочинял спектаклей -- только продавал в разные театры (от Стамбула до Якутска) прежде придуманные. Нужен ли ему самому Большой театр -- неизвестно. Но даже желание/нежелание балетмейстера в этой ситуации значения не имеет. Необходим массивный памятник, которым можно было бы придавливать нынешнее неугодное начальство. Сделать его можно только из Григоровича.

И вот еще один камушек положен. Не камушек, впрочем, -- валун. В издательстве «Фолиант» вышел том «Балетмейстер Юрий Григорович. Статьи. Исследования. Размышления». Редактор-составитель Юрий Смирнов. Четыреста страниц. Тысяча сто сорок семь рублей. Ну так кто сказал, что памятники должны быть дешевыми?

Каждому из балетов -- отдельный раздел. В нем комплиментарные выдержки из заседаний художественных советов, высказывания артистов (причесанные редактурой в стиле многотиражки Большого театра), газетные статьи. Но вот что поразительно -- отобраны самые серые и самые скучные из них. Уныло-хвалебные -- и только. Ведь писали и пишут о Григоровиче люди тонкие и внимательные (как Вадим Гаевский, например), люди жесткие и яркие (как коллега-обозреватель «Коммерсанта» Татьяна Кузнецова). Да, когда касается деятельности последних лет -- они его вовсе не хвалят. Но в их текстах (и нескольких других -- наш цех нескучен) есть живая жизнь и видны живые спектакли. Здесь же все, как будто ни человека, ни его сочинений уже вовсе нет.

Одни заголовки чего стоят. «Ангара -- река жизни». «Возрожденный шедевр». «Немеркнущий свет классики». Скулы сводит от тоски. «При этом надо учитывать также, что современность в раскрытии традиций относится не только к содержанию, но и к сфере художественной формы, решаемой в свете современных художественных принципов». Ага. А мы думали, как-то иначе.

А ведь такая интересная была эпоха! Ну уж если делать портрет (не памятник!) -- так с обсуждением-разгромом первой редакции «Лебединого озера», например. С историей о выдворении блестящего поколения Васильева--Максимовой--Лиепы на пенсию (под законным флагом предоставления шанса молодым -- но равного поколения на смену не пришло, травка тогда подросла пониже). С жалобами в высшие сферы на неугодного критика (ах, неужели не найти бумажку, некоторые архивы у нас все-таки хранятся неплохо). Вот сделать историю -- документальную, болезненную и яркую о талантливейшем человеке, пробивавшем себе путь, о компромиссах, срывах, счастливых днях, о Петербурге, Москве и Париже (где с успехом пару лет назад поставили «Ивана Грозного»). О всех прихвостнях его, о его жене -- дивной балерине, перековавшей, перестроившей себя в тот типаж, что нужен был балетмейстеру. Ну да, наверно, нужно быть Гете, чтобы этот сюжет написать. Но документы-то собрать можно? А то -- «Мы надеемся, что предлагаемая Вашему вниманию книга поможет заглянуть в творческую лабораторию художника». Не поможет. Стекло уж больно пыльное.