В ночь на 23 октября не стало Георгия Михайловича Вицина. Несколько десятилетий Вицин был одним из самых популярных и признанных артистов советского кино, но любовь к нему была и навсегда уже теперь останется совершенно особенной. Трудно выразить отношение к этому человеку: детский благодарный восторг, безграничное восхищение уникальным актерским даром, но в первую очередь -- ни с чем не сравнимая нежность. Описать это невозможно, все остается на уровне эмоции, полутона. Вспоминается почему-то, как еще в конце шестидесятых в одном из нечастых своих интервью он рассказывал о любимых запахах: «Запах карандашей «Кохинор». И еще запах моря. И запах весны -- знаете, бывает так, что в феврале, на морозном воздухе вдруг запахнет арбузом...»

Вицин учился у легендарных мхатовцев Николая Хмелева и Алексея Дикого, в театре Ермоловой играл в пьесах Островского, Тургенева, Розова. И в кино его карьера складывалась вполне академично: Гоголь в биографических фильмах «Белинский» и «Композитор Глинка», Репин в «Василии Сурикове», Карраско в «Дон Кихоте». Лучшие, без преувеличения гениальные роли были им сыграны в экранизациях классики: уморительно смешной сэр Эндрю в «Двенадцатой ночи» Яна Фрида и -- в первую очередь -- феноменальный Бальзаминов в «Женитьбе Бальзаминова» Константина Воинова. Но народным героем Вицин стал благодаря ролям, накрепко связанным с современностью, с той эпохой, которая, по признанию самого актера, породила легендарную троицу из фильмов Леонида Гайдая. Сыгранный Вициным Трус был неотъемлемой частью ансамбля гайдаевских масок, незаменимой частью единого целого -- но все равно стоял немного особняком. Когда сейчас вспоминаешь гайдаевские фильмы, в первую очередь на ум приходят потрясающие сольные номера Вицина, многие из которых он придумал или развил самостоятельно. Вот он, переусердствовав в снятии пробы с первача, маленьким сосредоточенным мамаем проходится по избушке самогонщиков... Вот тренируется на кошках... Вот нетвердой походкой направляется к пирамиде ночных горшков, дабы выбрать единственно нужный... Вот, наконец, бьется в истерике на дороге, между двумя замершими, как каменные изваяния, подельниками -- и затихает умирающим лебедем... И раньше было понятно, но сегодня чувствуется особенно четко: ничего более трепетного, родного, любимого, настоящего и главного мы никогда на киноэкране не видели. И не увидим никогда. Вицин, как никто другой, мог насмешить до слез, но слезы в конце концов оказывались настоящими. В разудалой, подлинно культовой для всех неунывающих оболтусов комедии «Опекун» Вицин играл опустившегося выпивоху Тебенькова. Он, казалось бы, с легкостью вписывается в череду экранных пьяниц, которых аскет и трезвенник Вицин переиграл бессчетное количество, он восхитителен в веренице комических гэгов: «А мне -- жюльен... Из дичи!»... «Потерялся мальчик»... «Мать, наверное, ищет себе модную кофточку»... и прочее в том же непередаваемом духе, с «фирменной» интонацией. Но в финале все тот же Тебеньков будто бы сознательно отказывается идти с исправившимися и сдружившимися героями к лазурным разливам хеппи-энда. Он остается на шумной портовой площади -- одинокий, жалкий, однако выбравший пусть бесславный, но собственный путь.

Георгий Михайлович в жизни вполне сознательно избегал любых проявлений внимания со стороны города и мира. Не давал интервью, жил затворником, тяжело переживал «монотонность жизни», находя успокоение в книгах античных философов и практике йогов: «Одиночество -- это мой самый искренний собеседник». Хотя его гением была пропитана вся эпоха, все лучшие годы нашей жизни -- с самого раннего детства, с первых сказок на грампластинках и с рассказов Виктора Голявкина, которые Вицин безупречно читал в «Радионяне». Бессчетное количество мультипликационных стручков, зайцев и непьющих воробьев говорят его голосом. Десятки киноролей -- от фильмов-сказок до «Земли Санникова» (во время песни «Есть только миг» вицинский Игнатий перекладывает пистолет поближе к сердцу -- в секундном эпизоде артист умудрился сыграть столько, что иному хватило бы на три роли и двадцать пять телепередач о «творческом пути»), от «Максима Перепелицы» до обеих -- и гайдаевской, и захаровской -- экранизаций «Двенадцати стульев». А еще -- «Джентльмены удачи», «Неисправимый лгун», «Деловые люди»... Потрясающий, не имеющий аналогов актер. Фантастический комик, одаренный уникальным видением смешного. Умный и сложный человек, поклонник Овидия и Еврипида, Сэллинджера и Зощенко, Фредерико Феллини и Стенли Крамера. Просто Вицин. Человек, без которого многим будет очень плохо. Оно, собственно, и сейчас уже так.