Вот и не стало Шамиля Басаева. Антигероя Чечни и России сбросили в историю. Впрочем, Басаев стал принадлежать ей задолго да своей гибели. Еще при жизни он оказался в одном ряду с Джохаром Дудаевым, Зелимханом Яндарбиевым, Асланом Масхадовым. Это был «последний из могикан», равноценного преемника которому не будет.

Однако нельзя забывать, что даже на пике своей «популярности» Басаев никогда не был чеченским лидером. Даже в 1997 году на президентских выборах он получил чуть больше 23% против почти 60 у Масхадова. В последнее же время его влияние стремительно сокращалось, как сокращалось и количество его соратников. Ныне их осталось менее тысячи человек. Басаев не определял политический процесс в Чечне. Он все более становился маргиналом, раздражавшим чеченцев и дискредитировавшим их в глазах соседей, да и не только соседей.

Коренных изменений после его смерти не случится. Они начались в Чечне задолго до нее. Изменится лишь одно: центр тяжести противоречий окончательно переносится на отношения между Рамзаном Кадыровым и недовольной им частью общества.

Ситуация в республике остается переходной. Известна точка отсчета перехода -- война; зато неизвестно, что на горизонте -- окончательный мир или вечное бурление, грозящее перейти еще в один «чеченский бунт, бессмысленный и беспощадный». Тенденция к стабильности имеет много оговорок. И тем не менее нельзя не признать того факта, что в Чечне что-то сдвинулось.

Когда произошел самый первый, не всеми замеченный сдвиг?

Чеченизация Чечни

Стартовая площадка перемен начала формироваться, когда в Кремле было обронено словечко «чеченизация»: пусть-де чеченцы сами разбираются между собой, а мы будем поддерживать самого для нас среди них удобного. Причем не обязательно самого послушного.

Ничего принципиально нового в этом не было. Чеченизировали и раньше, поддерживая Завгаева, Лабазанова, Гантамирова. Еще раньше «окучивали» самого Дудаева. Время от времени поддерживали и Масхадова, не любившего прозванных ваххабитами исламских радикалов и долго считавшегося человеком, с которым пусть не в открытую, но дело иметь можно. В Чечне шло что-то вроде гражданской войны, чеченцы стояли против чеченцев. Так что чеченский конфликт был чеченизирован достаточно давно.

Путин же стал отрабатывать свою версию чеченизации тогда, когда окончательно выяснилось, что сугубо силовыми методами конфликт не решить. Начали действовать тоньше. Еще в 2000 году на российскую сторону был привлечен бывший муфтий сепаратистов Ахмат-хаджи Кадыров, в июне 2000 года ставший главой администрации, а в октябре 2003 года сделанный президентом Чечни.

Ахмат-хаджи был человеком незаурядным. О его минусах сказано куда больше, чем о плюсах, -- заказные и официальные статьи не в счет. Теперь, когда Кадырова-отца нет, он заслуживает и доброго объективного слова. Он был честен и открыто говорил, что с этой войной не покончить и в 20 лет (это после многократных обещаний силовиков завершить все «в конце квартала»), зато именно при нем был сбит накал военных страстей и было положено начало замирению. Он очень не любил Басаева и терпеть не мог окружавших его ваххабитов.

9 мая 2004 года Ахмата-хаджи взорвали на местном стадионе «Динамо». О том, кто это заказал, наверняка сказать нельзя и по сей день. Мог Басаев, а мог не Басаев. Но смерть Кадырова не остановила чеченизации. В августе 2004 года был назначен новый президент -- Алу Алханов, «дофином» же в чине вице-премьера стал сын покойного Рамзан.

Смотрите, кто пришел!

Несмотря на все -- от терактов до коррупции, от жестокости до фальсификации выборов, -- Кадыров-младший кое-чего добился. Это признают даже самые строгие, но объективные критики нынешнего чеченского режима.

Что имеется в виду? Нет войны, которая, по выражению аналитика М. Юсупова, «теперь чаще присутствует не в реальности, а в риторике политических деятелей». Проще говоря, безопаснее стало ходить по улицам. Выплачиваются хилые, но все же компенсации. Идет восстановление. Отвратительно медленно и с воровством. Есть газ (не везде), горят светофоры. Есть свет. Для непосвященного ночью Грозный похож на нормальный город -- если, конечно не знать, что там, где нет горящей лампочки, просто нет стены.

Кадырову-младшему хочется все успехи приписать себе. А зря. Ему бы лучше помолчать и дать прочувствовать обществу, что они наметились при нем. Но терпения не хватает. Отсюда SMS-опрос, согласно которому недовольных Рамзаном в Чечне 110 человек, а довольных -- 177 тыс. Отсюда и инсценированная всеобщая любовь к нему молодежи, и развешивание собственных портретов на разрушенных домах (у Туркменбаши это выглядит симпатичнее), и осыпание долларами первой красавицы -- такое чувство, что парня сознательно подставляют. Что кто-то исподволь подталкивает юношу с горящим взором на сотворение глупостей, чтобы потом ткнуть в него пальцем, сказав его покровителям «посмотрите, кого вы предпочли».

Рамзану в психологическом плане будет очень не хватать Шамиля. Тот был достойный противник, умный, сверхжестокий, который олицетворял собой и традиционного «кровника», и «глобальное» зло, с которым всегда почетно бороться. Он давал Кадырову-младшему возможность постоянно «пиариться» перед своими, но главное -- перед Кремлем.

Рамазан молод, и в этом его парадоксальное преимущество: если хотите, он имеет право на ошибку. Но этим правом нельзя злоупотреблять. Он обучаем и аккуратно набирается политического опыта. Рамзан умеет мимикрировать: он то исламский вождь, приносящий в жертву верблюдов, то элегантно одетый технократ. Он совершенствует русский язык и делает реверансы мусульманскому миру.

Для одних чеченцев он по-прежнему только сын своего отца, для других только самый удачливый глава клана, для третьих -- гангстер. Немало и тех, кто поверил в его звезду. Сам же Кадыров энергично примеряет на себя тогу национального лидера.

И рискует.

Для политической культуры чеченского общества нехарактерен вождизм. Это испытали на себе и Дудаев, и Масхадов, и Басаев. Власть зиждется на консенсусе между различными группами интересов, кланами, даже тейпами (хотя миф о могуществе последних справедливо развеян). Абсолютистские претензии Кадырова раздражают людей, тем более кланы, которые считают себя обделенными. Не секрет, что в ходе парламентской избирательной кампании каждый, кто хотел быть избранным, являлся пред светлые очи наследника, что бы получить добро. Кто не явился или не был допущен, не получил ничего.

Чеченцы, которые в годы обеих войн выступали на стороне центра, не поддерживали сепаратистов и тем более исламских радикалов, недовольны, что Москва сделала ставку на своего бывшего врага, фактически отдав ему на откуп своих союзников.

Наконец, перспектива видеть Рамзана в качестве «чеченского самодержца» вряд ли устраивает «всю Москву».

Старших надо слушаться

Внешне позиция Кремля выглядит монолитной. Ясно, однако, что любовь к Рамзану поразила далеко не всех. Силовики относятся к нему весьма сдержанно. К тому же, кажется, Патрушев ревнует Рамзана к успехам в антитеррористической деятельности. Спецоперация по уничтожения террориста номер один прошла без участия кадыровцев, о чем их шеф искренне сокрушался. Тем самым лично обещавшему принести голову Шамиля молодому чеченскому премьер-министру как бы намекнули, что ФСБ вполне способна обойтись и без его услуг. (На мой взгляд, именно это обстоятельство решило судьбу Шамиля, а не стремление Путина сделать самому себе подарок в канун саммита «большой восьмерки».)

И уж конечно всех без исключения раздражает, что Рамзан взял курс на «финансовую независимость», по собственному усмотрению распоряжается чеченским бюджетом и, по выражению некоторых возмущенных москвичей, «накладывает лапу» на местную нефть.

Парламентские выборы 2005 года, с одной стороны, подтвердили прочность Кадырова, но с другой -- сам факт их проведения показывает, что в Кремле мечтают сделать Рамзана более подконтрольным, для чего и необходим в республике конституционный орган, в котором присутствуют федеральные партии, члены которых не только несут персональную ответственность перед «вождем», но также подотчетны своим партийным боссам. Посетивший Чечню после выборов Владимир Путин особо подчеркнул роль именно чеченского парламента.

В Москве поморщились, узнав об апрельском столкновении между Кадыровым и Алхановым, и поспешили выступить посредником между формальным и неформальным руководителем республики. Что фактически означало недовольство политической «невоспитанностью» Рамзана.

Рамзан постоянно создает для Кремля проблемы, на которые все труднее не реагировать. То он готов послать несколько тысяч человек в Южную Осетию для поддержки Кокойты, то грезит воссозданием Чечено-Ингушетии, а то соединением с Дагестаном (чем не басаевский халифат?), то требует невозможного от договора о разграничении полномочий между Чечней и федеральным центром. Волей-неволей кое у кого в уме возникают параллели с покойным Джохаром Дудаевым.

Хотя, конечно, Рамзан сдерживает свои порывы. Так, лишь часть главного проспекта чеченской столицы названа именем его отца. Сепаратисты же вообще переименовали Грозный в Джохар.

Путин же намеревается вписать кадыровскую Чечню в федерацию, сделать ее одним из субъектов. И на этом пути иметь дело только с Кадыровым не совсем предусмотрительно.

Кадыров и Путин -- заложники друг друга. Друг без друга они не могут, но вдвоем им подчас становится не совсем «уютно». К тому же нельзя не задуматься о том, что случится с Кадыровым после Путина. Даже если бы российский президент остался на новый срок, то «третий Путин» может превратиться для Рамзана из отца в отчима. Не в этом ли одна из причин, по которым Кадыров так рвется стать президентом уже в этом году?

И здесь поимка Шамиля могла стать для Рамзана козырным тузом. Но не стала. У неторопливого Патрушева на руках был свой джокер.

После спецоперации 10 июля для Кадырова и главы ФСБ возникла еще одна проблема, которая может дополнительно стимулировать их сотрудничество, а может их и развести, -- как быть с басаевцами? Последние скорее всего поведут себя по-разному. Одни останутся в горах и продолжат сопротивление на манер басков -- дело бесперспективное, зато отчаянное. Другие уйдут к Кадырову, но, похоже, они опоздали, ибо приходить к нему надо было раньше. Третьи прокрадутся к федералам, и скорее всего там к ним отнесутся с пониманием. Опытные бойцы нужны России как воздух. Тем более на Северном Кавказе, где неровен час возгорится пламя абхазского или осетинского сепаратизма. Ведь нашлось же в свое время место и Шамилю в первой грузино-абхазской войне.

Четвертые разбредутся по Северному Кавказу, где их могут охотно принять местные исламские радикалы, которые, как и федералы, нуждаются в профессионалах. Наконец, пятые вполне могут захотеть опробовать себя в других городах и весях, например в Багдаде. Так что прав тот, кто считает, что антитеррористическая борьба не закончена. (Может быть, она вообще вечна.)

И до гибели Басаева было очевидно, что призывы к переговорам с сепаратистами более чем неактуальны. Теперь говорить просто не с кем физически. И в чеченском вопросе Кремлю придется полностью сосредоточиться на поддержании стабильности в собственно кадыровской Чечне, на создании там гибкой системы противовесов, не забывая при этом, что после устранения Басаева у Рамзана остался неисчерпанный запас боевой энергии.

Кадыров же обязан принять общероссийские правила политической игры, к которым, кстати, ему не так уж и трудно приспособиться. Игра же между Чечней и Россией должна быть закончена. И в этом отношении поражение Басаева на самом деле символично.

"Убьют - не убьют"

Чечня была и осталась частью Российской Федерации. Чеченский сепаратизм был спровоцирован. Он расколол общество, большая часть которого не хотела независимости. Сепаратизм подогревался провальными действиями Москвы, которые показали военную слабость центра и его политическую убогость. Но даже воюя, Чечня оставалась частью федерации (пенсии-то, оружие откуда получали).

В принципе происходящее в Чечне сегодня во многом соответствует тому, что происходит в России. И здесь и там молодые энергичные президенты, растущий авторитаризм (в Чечне больше, в Москве меньше), условные выборы, угодливые парламенты, «полуправа человека». Из этого следует одно: глубокие и необратимые перемены в Чечне произойдут только тогда, когда они состоятся во всей стране.

Мы не знаем всей правды о чеченской драме. Толком неизвестно, как вообще началась эта война. Услышим ли когда-нибудь имя того, кто первым изрек мысль о необходимости «маленькой победоносной войны»? Что на самом деле искал Басаев в 1999 году в Дагестане?

Мы гадаем. Мы гадаем на Рамзана: убьют -- не убьют. Если убьют, то как поведет себя его большая команда? Вернется «в горы»? Или согласится на коалицию? А вдруг еще одна гражданская война? Способны ли федералы ее предотвратить?

Такое гадание -- несмотря на его сверхцинизм -- должно быть очень лестно Рамзану. Ведь это еще одно признание за ним исключительной роли для ближайшего будущего республики.

А если не убьют? Останется он таким же эксцентричным или остепенится?

По максимуму у Рамзана есть большие шансы стать в один ряд с Минтимером Шаймиевым и Муртазой Рахимовым. По самому максимуму -- выбиться на уровень федеральной (в том числе внешней) политики.

На интернетовском форуме «Исламский мир и будущее» некто golotol нелицеприятно выразил ощущение от будущего президента Чечни в российском обществе: «...Не стоит всерьез доверять всяким Кадыровым, которые с учетом сиюминутных выгод готовы то объединяться с враждебными тейпами против России, то использовать российскую армию для решения своих внутриичкерийских споров».

В целом же впечатление таково, что при общей стабилизации бурление в чеченском обществе продолжается. После гибели Басаева все внимание будет сосредоточено на том, как поведет себя Рамзан в отсутствие своего главного врага. Удастся ли успокоить сомневающихся на его счет в Кремле? Сумеет ли он расширить свою политическую, а главное -- общественную опору, привлечь на свою сторону недовольные им кланы, не спровоцирует ли он своей жесткостью новый взрыв? Большинство экспертов полагает, что этого удастся избежать. Очень многое здесь зависит от центра, которому придется еще не раз посредничать в чечено-чеченских отношениях. И от случая.