Доведись мне познакомиться со «Знаменем» (№9) вовремя, не назвал бы предыдущую колонку (см. «Время новостей» от 2 октября) «Серым сентябрем». Читателя найдут и рассказы Александра Хургина («Вагриус» должен наконец-то издать сборник незаурядного прозаика; тьфу-тьфу, не сглазить бы), и воспоминания художника Леонида Рабичева «Манеж 1962, до и после», и очерк Михаила Подгородникова о жизни известного дачного кооператива («Сойдет и так...»), и эссе Натальи Ивановой «Пересекающиеся параллели» (Ахматова и Пастернак»). Особо важны три публикации.

Я курю фимиам, а он пенится, словно шампунь,/ Я купаю тебя в моей глубокой любви./ Я седа, как в июне луна, ты седой, как лунь,/ Но о смерти не смей! Не смей умирать, живи! // Ты глядишь сквозь меня, как сквозь воду владыка морей,/ Говоришь, как ветер, дыханьем глубин сквозя:/ Кто не помнит о гибели, тот и помрет скорей,/ Без раздумий о смерти понять и жизни нельзя. // Иноземный взбиваю шампунь и смеюсь в ответ:/ Ты, мой милый, как вечнозеленое море стар.../ На змею батареи махровый халат надет,/ А на зеркале плачет моими слезами пар. Стихотворением «В ванной комнате» открывается подборка Инны Лиснянской «Гимн», гимн любви в старости -- безоглядной, плачущей, счастливой.

«Кнут» -- маленький роман Леонида Зорина. (Вошел в сборник зоринской прозы «Аукцион» -- М., «Слово».) Провинциальный неудачник после грамотного пиара становится властителем дум московской тусовки. Его «гениальный трактат» (никем не читанный, ибо несуществующий) обсуждается умниками всех мастей -- «романные» статьи почти так же смешны, как настоящие. Суть, однако, не в сатире. Крутоверть с мнимым гением затевает веселый провокатор, которому равно обрыдли ноющие бездари и сытые снобы. Затея вроде бы коренится в презрении к человечеству -- герой награжден демонической внешностью и аттестует себя командировочным с планеты Ипсилон. Но почему-то забавнику не весело от розыгрыша. И не хочется «возвращаться из командировки». Вдохнув в финале осеннего воздуха, он вовсе не взлетает на Ипсилон, а шагает «привычной дорогой к Покровским воротам, к Покровским воротам».

Заметки филолога Светланы Хазагеровой «У них там были забавные представления о писательстве...» стоят под рубрикой «Книга как повод». Повод -- роман Дмитрия Быкова «Оправдание». Хазагерова тщательно исчисляет стилевые грехи Быкова. На прозаика возлагается особая ответственность, ибо он «лицо прежде всего публичное, активно формирующее современное языковое пространство». Замечания Хазагеровой -- замечания вдумчивого редактора. Услышь и учти их автор вовремя, роман бы выиграл, но не изменился концептуально. (Как не изменился бы текст Хазагеровой, если б ей напомнили: цикл рассказов Бабеля называется «Конармия», а не «Первая Конная».) Но хазагеровское отторжение романа не зависит от ее «критики по словам». В статье наползают друг на друга разные вопросы: общее обеднение культуры письма (небрежность приметна, увы, не у одного Быкова); оценка конкретного текста (а не только слога); проблема отношения к «публичной фигуре». Хазагеровой кажется, что слабость романа должна дискредитировать критические суждения автора. (Не исключаю, кстати, что именно деятельность Быкова-критика заставила так строго судить «Оправдание».) Но Быков-прозаик за Быкова-критика не ответчик. Мне чужды иные мнения Быкова, но оттого его роман не перестает быть ярким событием. Я вижу недостатки «Оправдания», но это не мешает признать резонность резких оценок, что Быков «выставлял» некоторым писателям. И сходно: пристрастность Хазагеровой не отменяет важности ее заметок.

В «Новом мире» (№10) качественно представлены публицистика и культурология. Эссе Рустама Рахматуллина «Облюбование Москвы» (философствующее краеведение) радует теплотой тона, изяществом сопряжения «далековатых идей» и милой «завиральностью» (миф есть миф). Информативна статья Евгения Рашковского «Историк Михаил Гершензон», хотя недавно изданный четырехтомник Гершензона стоило бы обсудить детальнее. Заставляет думать Юрий Каграманов («Panta rhei. Заметки о связи времен»). Да и памфлет Валерия Сендерова «Абнегистская революция: волевой выбор или перст судьбы» душу греет. (Зря только автор, полемизируя с недавними «манифестами» Михаила Эпштейна, говорит о кризисе постпротестантизма. Кризис, может, и есть, только Эпштейн к нему касательства не имеет. Как не имел касательства к православию, когда -- лет 25 назад -- вещал о святой русской литературе и западной пагубе.)

Что до прозы, то имеется окончание романа Александра Мелихова «Любовь к отеческим гробам», о коем говорилось в предыдущем обзоре. К тому же из анонсов «НМ» ясно, что грядет «Чума» -- еще один роман Мелихова.

Есть и магнит попритягательнее -- рассказ Владимира Маканина «Однодневная война». Как и в случае с «Кавказским пленным», написанным в канун первой чеченской кампании и увидевшим свет «под грохот канонады», Маканин «угадал» -- поспел с рассказом о мировой войне к нашей «веселенькой» осени. Правда, война «не та» (у Маканина сшиблись две сверхдержавы) и рассказ «не про то». Маканин пишет очередную притчу об одиночестве (на сей раз состарившихся экс-президентов России и США) и свирепости масс, что сладострастно виноватят и травят былых вождей. Притча не нова, а аллюзионные приправы (в ждущих суда отставниках распознаются Путин и Буш-младший) не слишком ее ароматизируют. Скорее напротив. А так -- Маканин: пульсирующий синтаксис, нервные ремарки в скобках, точные детали, ироничная злость и ирония над этой злостью. Ночь за окном. Многим понравится.