Президент России Владимир Путин весной выступил с программным заявлением под названием «Энергетический эгоизм -- это путь в никуда». Статья, в которой раскрывалась официальная позиция Кремля по вопросам глобальной энергетической безопасности, была опубликована в ряде ведущих иностранных газет. В ней хоть и иносказательно, но довольно четко сформулировано ключевое ожидание Москвы от стартующего в Санкт-Петербурге саммита и в целом от года председательства России в «большой восьмерке». В Кремле хотели бы зафиксировать равноправное членство страны в клубе, подчеркнув лидирующую роль в сфере энергетики.

Такое подтверждение партнерства необходимо, несмотря на уверения российских руководителей о том, что никто из лидеров западных стран не ставит под сомнение членство нашей страны в G8. Достаточно посмотреть на заголовки западных газет, чтобы убедиться: лидерам этих государств очень непросто дается подобная лояльность к Кремлю. «Контрудар по демократии», «Кремль игнорирует демократию, чтобы заполучить нефть из российской глуши», «Россия сеет недоверие», «Газпром» -- вооруженная рука Кремля», «Холодная рука КГБ тянется к нефтяной земле». И так далее, со всеми остановками -- от информационной политики российских властей до размещения акций «Роснефти». С особым удовольствием западная пресса тиражирует громкие заявления политиков (как правило, представителей законодательной ветви власти) о несоответствии России стандартам G8 и необходимости исключить ее из клуба экономически развитых демократических государств.

Это тем более чувствительно бьет по амбициям кремлевских обитателей, что людей, склонных к рефлексии, за «стеной» не осталось. И год формального лидерства в клубе представлялся как шанс заявить о себе, не просто стать равноправным членом «восьмерки», но и заставить этих «развитых энергетических эгоистов» почувствовать свою уязвимость без России.

И такой шанс был, тем более что глобальные проблемы энергетического сектора всем известны и их никому не надо объяснять. Цена нефти, зашкалившая за отметку в 75 долл. за баррель, -- это вопрос не рыночных спекуляций по поводу ситуации в Иране или уровня запасов «черного золота» в резервах США, а реальная угроза устойчивости экономик целых стран, усиления бедности в целых регионах мира.

Беда в том, что простых решений этих проблем нет, да и сложные имеют скорее теоретический характер. К тому же Россия, избрав вопросы глобальной энергобезопасности темой своего председательства, объективно вновь репродуцировала в «восьмерке» схему «7+1»: некоторые члены клуба еще в состоянии обеспечить себя энергоресурсами, но крупных поставщиков нефти или газа на мировой рынок больше нет. Москва, тем не менее, могла бы внести свой вклад в стабилизацию рынков и разными методами вносит его. Это касается и политики (твердая линия на дипломатическое разрешение различных конфликтов в мире), и непосредственно увеличения поставок. Правда, со вторым сложнее: темпы прироста добычи и экспорта нефти замедляются, а в газовом секторе уже не первый год остаются на невысоком уровне.

Можно сказать, что Россия предложила партнерам альтернативную повестку. Она заключается в формировании у крупнейших игроков рынка -- и потребителей, и поставщиков -- нового идеологического представления о роли энергетики. Нефть, газ, атомная или альтернативная энергия -- это стратегический ресурс человечества, и за их наличие или отсутствие ответственны все вместе.

В середине 1990-х, когда Россия только начинала тернистый путь в «восьмерку», на телеэкранах крутился ролик финансовой пирамиды «МММ». «Мы не халявщики, мы партнеры», -- растолковывал бывшим советским гражданам суть новых экономических отношений рекламный персонаж Леня Голубков. Новая внешнеэнергетическая политика России вполне укладывается в эту формулу, причем аналогия с «МММ» оказывается чисто случайной. Отсюда и инициативы по обмену активами по схеме: мы вам -- доступ к ресурсам, вы нам -- долю на рынке или в добычных проектах в других странах. Это совершенно новое качество сотрудничества, позволяющее избавиться от комплекса «сырьевого придатка Запада».

Об этом дипломатично писал Владимир Путин в своей весенней статье. «Новая политика ведущих стран должна быть основана на понимании того, что глобализация энергетического сектора делает энергетическую безопасность неделимой. Наше общее будущее в сфере энергетики обозначает общие обязательства, риски и выгоды», -- считает президент. Более прямо и открыто он сформулировал эти мысли после саммита Россия--ЕС, который прошел в Сочи в конце мая и стал важным этапом консультаций перед «восьмеркой» с Евросоюзом, который имеет в G8 четырех делегатов. «Нам нужно понять, что мы получим взамен, -- объяснял президент страны журналистам. -- Это легко очень понять, если вспомнить наше детство. Во двор вышел, конфетку держишь, тебе говорят: дай конфетку. В потный кулачок зажал: а ты мне что? Мы хотим знать: а они нам что? И если у них нет адекватного ответа?»

И еще: «Мы в целом не против этого (допуска иностранных компаний к российским добычным возможностям. -- Ред.), но мы должны договориться о том, каково будет встречное движение наших партнеров. И если для сегодняшней России энергетический сектор, энергетическая отрасль является ключевой, хотя перед нами стоит задача диверсификации экономики, развития ее технологической составляющей, то нам бы хотелось тоже от наших партнеров получить такое, что нам нужно для нашего развития. А это прежде всего высокие технологии».

Москва уже не согласна на статус пассивного объекта для инвестиций, который приведет только к увеличению отрыва от ведущих экономик мира, а значит, увеличит скепсис относительно справедливости пребывания России в элитном клубе. И некоторые наметки новой системы отношений уже просматриваются.

Несмотря на стройный гул недовольства, «Газпром» и два крупнейших энергетических концерна -- E.ON и BASF -- договорились вместе строить Северо-Европейский газопровод, который напрямую свяжет российскую ресурсную базу с рынком Германии. К проекту почти готова присоединиться голландская госкомпания Gasunie, что обеспечит продление балтийской трубы до Великобритании. Правда, к «конфетке» этот инфраструктурный проект имеет весьма косвенное отношение. Гораздо более важным и показательным является переговорный процесс по Южно-Русскому газовому месторождению, о совместной разработке которого «Газпром» уже договорился с BASF и близок к завершению торга с E.ON. Прямые стратегические выгоды от этого партнерства будут не очень велики (немецкие партнеры будут получать часть прибыли от реализации газа, а контролировать добычу будет по-прежнему «Газпром»), в свою очередь российский концерн тоже получит неконтрольные доли в газораспределительных активах в Германии и, как ожидается, в Венгрии. Но при этом политически это будет настоящее «взаимопроникающее» сотрудничество равных партнеров.

Такая же примерно схема предполагается в Штокмановском проекте по поставкам сжиженного природного газа с шельфа Баренцева моря. «Газпром» сейчас выбирает участников консорциума и чувствует себя в этом торге очень вольготно, заставляя претендентов из числа ведущих нефтегазовых компаний мира улучшать свои предложения. В шорт-лист «Газпром» включил американские Chevron и ConocoPhillips, норвежские Statoil и Hydro, а также французскую Total. Предполагалось, что концерн выберет двух-трех партнеров к концу первого квартала. Однако этого не произошло, объявление не состоялось ни в апреле, ни в мае, после чего «Газпром» сообщил, что критерии отбора изменены. Теперь предпочтение отдается компаниям, которые предложили не регазификационные терминалы (мощности которых для доступа на рынок можно законтрактовать самостоятельно), а активы в добычных проектах претендентов в третьих странах. В то же время ходят слухи, что объявление итогов тендера будет приурочено к саммиту G8. Помимо красоты подобного жеста явно просматривается и расчет -- склонить США и Францию, которые в отличие от Германии и Италии не слишком зависимы от российских поставок газа, к большей эффективности в двусторонних отношениях.

Параллельно в России идут законотворческие процессы, которые совершенно четко сигнализируют иностранцам, что здесь им «светят» только миноритарные роли в тандеме с доморощенными (преимущественно государственными) игроками. Это и закон об экспортной монополии на газ, который уже прошел обе палаты парламента, и новая редакция законопроекта «О недрах», и поправки в закон «Об иностранных инвестициях» (подготовленные в недрах Минпромэнерго новые статьи этого закона значительно расширяют понятие стратегических активов и при этом ограничивают возможность участия иностранцев в них).

Безусловно, такая политика вызывает раздражение -- ведь это неприкрытые попытки диктовать свои условия тем, кто в прямом смысле вершит судьбы мира и определяет траекторию развития мировой экономики. Это чувствуется в общей тональности оценок предстоящего саммита в ведущих европейских и американских газетах, а также выступлениях различных иностранных экспертов. Все они ждут либо громкого провала, либо холодной политкорректности и атмосферы тихой враждебности. Основания к этому есть, но здравый смысл и острая заинтересованность мировых лидеров в стабильных поставках энергоносителей (в обеспечении которых Россия, бесспорно, играет одну из ведущих ролей) вряд ли позволят США и особенно европейским странам идти на открытый конфликт.