Все-таки классиков современного искусства объединять общей выставкой рекомендуется очень осторожно. Иначе можно заблудиться в трех соснах. Ну или в четырех... Как и случилось на экспозиции, организованной московским ГЦСИ совместно с Гете-институтом. Показывают работы гуру европейского contemporary art Герхарда Рихтера (Германия), Бориса Михайлова (Украина), Владимира Тарасова (Литва), Льва Рубинштейна (Россия). Качество презентации высокое. В просторном зале нового здания ГЦСИ инсталляции Тарасова, объекты Рубинштейна, фотографии Михайлова и картины Рихтера смотрятся вполне себе по-европейски. Стерильно, холодно и стильно.

В центре зала большой бассейн с водой. У бортика разложены камни. По ним стукают бамбуковые стволы, из полости которых выливается вода. Стволы опускаются и поднимаются (каждый в своем ритме) под действием электромотора. Медитативное сие зрелище называется «Киото» и автор его -- бывший перкуссионист легендарного Ganelin Trio, а с начала 1990-х -- художник, работающий в жанре звуковых инсталляций, соавтор девяти проектов Ильи Кабакова Владимир Тарасов. Созерцание «Киото» заставляет вспомнить не только о том, что одноименный японский город, один из главных центров культуры страны, славен своим великим садом камней при храме Реандзи, но и о конструкции привычных нам музыкальных инструментов. Например, фортепиано, в котором, если поднять крышку, можно увидеть ряд деревянных молоточков, ударяющих о струны при нажатии клавиш. Да много чего можно вспомнить, наблюдая водный объект Тарасова... Давеча я был на молодежной постановке оперы «Дидона и Эней» Генри Перселла, подготовленной учениками Дмитрия Бертмана. Там полно всяких остроумных фентилей в отношении к чопорному академическому канону. А завершается все эмблематической фигурой расставания героев. В глубине сцены по невидимым волнам плывет галера, которую изображают почти такие же мерно двигающиеся вверх-вниз палочки-весла.

И вот хотелось бы понять, в какой именно круг смыслов попадает инсталляция господина Тарасова. Для этого пытаешься обратиться к контексту, работам других мэтров. Но контекст не выстроен, потому что никаких лейтмотивов выставка не имеет. В случае с художниками-концептуалистами, сражающимися против языковых трюизмов и клише, отсутствие дающего возможность пародийной интерпретации поля смыслов приводит к невеселому результату. Что-то вроде «против чего боролись, на то и напоролись». А именно: противоположное общее место так называемой актуальной культуры, когда беспринципно тасуемые приемы и методы остранения вдруг воспринимаются расслабленными клише сознания интеллектуала нынешнего времени.

«Сумеречные» (по названию всей вирированной в темно-синий цвет фотосюиты) снимки Бориса Михайлова документируют харьковское дно, с бомжами и грязными заборами. Рядом элегантные картины-картотеки Льва Рубинштейна с хрестоматийными его поэмами конца 1980-х: «Всюду жизнь», «Мама мыла раму», «Другое имя». По другую сторону «Сумерек» видеофильм с мимом-клоуном Владимира Тарасова. После него следует экспозиция Герхарда Рихтера с его «пасьянсом картинок», в которых пастозный абстракционизм эрозией уничтожает визуальный ряд повседневности (Рихтер любит затирать жирными слоями краски фото из домашних альбомов, открытки, газетные заметки -- жаль только, нам не подлинные работы мастера привезли, а их фоторепродукции).

Каждый по отдельности художник масштабен, мощен и самодостаточен. Именно поэтому окружение ему выбирать надо было куда как деликатно. А в данном случае было выбран не круг единомышленников, а элементарный принцип звездности. (Единственное удачное соседство: картотека Льва Рубинштейна и инсталляция «Шехина» -- в переводе с древнееврейского «Божественное присутствие» -- Владимира Тарасова: в темной комнате разложены сакральные книги иудеев, их совершенно произвольно листает специально приглашенный в комнату ветер.)

В целом же оказалось, что трансляция образов и тем одним художником узнает «речь» другого лишь в очень общих семантических сферах. Эти сферы абсолютно аутентично обозначены куратором выставки Виталием Пацюковым. Вот пример его дискурса: «Европа улыбается и немного грустит, она ностальгирует, но одновременно и открыта своей новейшей истории, ее любым изменениям. Она достойно объявляет о своих естественных желаниях, уже зрелых, но еще и наивно-младенческих, покачиваясь в своем нелинейном равновесии». Возможно, все-таки правильно, что медитативная лодка-фортепьяно Тарасова стала главным объектом новой выставки. На меня, например, все эти нелинейные покачивания улыбающейся грустной «Европы плюс» произвели эффект «хорошо темперированной скуки».