«Проделки Зигмунда» -- ну да, конечно, подразумевается Фрейд. Филипп Жанти в своем спектакле, привезенном Французским культурным центром в программе «Другой театр из Франции» (последний раз его играют сегодня на сцене Театра наций), перебирает воспоминания и трактует их с помощью фрейдистских теорий. Филипп Жанти -- кукольник; в последнее десятилетие рамки кукольного театра стали ему тесны, и его сочинения стали появляться в программках самых различных культурных сборищ -- вплоть до фестивалей современного танца. В них он слегка затерялся -- вокруг работали люди в пластическом смысле более изобретательные и любопытные. Этот же спектакль -- возвращение к прошлому, к тому времени и той работе, что и создала Жанти если не мировую, то уж точно европейскую славу.

Набор сценок-встреч, сквозной мотив -- путешествие. Путешествие сквозь времена, воспоминания и фантазии в тщетной попытке освободиться от власти того, другого и третьего. Лирический герой -- поднятая над столом рука с вытянутым указательным пальцем-головой и активно жестикулирующими большим и безымянным («руки») -- в дороге встречает самых различных персонажей. От пяти женских грудей, сросшихся в один цветок (посередине хищный рот; натуральная росянка -- беседовавшего с главным героем персонажа она затянула в себя и выплюнула одежку; а что ж вы хотели -- проделки Зигмунда, да), до капитана подводной лодки, пускающегося в решительное плавание в унитазе.

Путешествие это кроме показа непрекращающийся рассказ, кружевное острословие. Если искать родственников Жанти, то поиск надо вести конечно же во французской литературе, в классической риторической традиции. В верхних ее слоях -- с ним в родстве Раймон Кено, где ведут замысловатые танцы уже не слова даже, а слоги и отдельные буквы. Но и у нас в отечестве соответствие найдется -- это книги Юрия Коваля. Вот это путешествие мысли без заранее заданной цели, вариант дружеских посиделок хорошо образованных людей. В таких разговорах много удали и много печали -- и то и другое есть в спектакле Жанти.

Конечно же, это очень личные разговоры (с головой «отца»-кукольника, неодобрительно причмокивающего каждый раз, когда герой-рука хочет прикоснуться к одной из надувшихся грудей росянки). Но это и социальные разговоры -- во вдруг выросшей перспективе (колонны, уходящие к линии горизонта, и все это крохотное, размещающееся над столом) разъезжают танки и грохочут взрывы. Масса замечательных деталек (герой пролетает на воздушном шаре мимо безнадежно серых туч; на туче -- два синих лоскута; меланхолическое замечание странника: «Одно турагентство пыталось оклеить их обоями нежно-голубого цвета»). Комплект ехидных замечаний -- в частности, предлагающиеся к продаже «замочные скважины с антеннами для лучшего приема изображения».

В спектакле работают два актера -- Эрик де Сарриа (в начале он представляется зрителям как рассказчик; представляется замечательно -- стоит на авансцене шинель с черным провалом в воротнике и держит в руках ящик; в ящике -- голова де Сарриа, оттуда он разговаривает) и Филипп Ришар. В спектакле использованы разные техники кукольного театра, но в основе -- самая древняя, вот ровно только руки, работающие над ширмой. Именно эти руки наиболее выразительны -- и финальная сцена, идущая в полной тишине, когда две кисти, вцепившись друг к друга, чуть друг друга не убивают (ох как один палец превращается в боксерский кулак, как ломается другая кисть, как защищается и никнет), а затем, опомнившись, приникают ладонь к ладони отчаянно и нежно, говорит о том, что доблесть древнего искусства -- она жива, она никуда не делась. Можно путешествовать по соседним жанрам, но возвращение к себе неизбежно и счастливо.