Два последних концерта Фестиваля симфонических оркестров мира, так внезапно и с такой помпой возникшего из небытия, с лондонской «Академией Св. Мартина в полях» в первый вечер и филармоническим оркестром Радио Франции во второй стали кульминацией программы и ее смысловой сердцевиной. Не в смысле статусности (здесь никто не переплюнул Новосибирский симфонический оркестр, на концерт которого пожаловал сам президент), но в смысле художественного наполнения -- и это при том, что оба коллектива, как и их дирижеры (Клаус Петер Флор и Мюнг Вуг Чунг), в России сравнительно неизвестны. Своих более известных коллег -- Лорина Маазеля и Зубина Мету -- они обошли легко и непринужденно: оказалось, что одной магии имени недостаточно для полного успеха, а финальный расклад в оркестровом пасьянсе все еще (и слава богу!) определяет реальное качество исполнения.

В случае с лондонскими «академиками» это качество было заявлено буквального с первого аккорда. Когда на фоне шелестящего тремоло струнных в увертюре Вебера к опере «Вольный стрелок» с кристальной чистотой вступили четыре валторны, одарив Колонный зал дивным созвучием, то у неподготовленных слушателей, да и у меня, признаюсь, буквально перехватило дыхание. С такой культурой звучания последний раз вживую приходилось сталкиваться, кажется, лет пять назад, когда в Москву заявились берлинские филармоники. «Академия Св. Мартина в полях», окрещенная именем известной лондонской церкви, где состоялся самый первый концерт музыкантов, уже почти полвека культивирует высокий стиль оркестровой игры. Сделавшие себе имя бесчисленными записями и выступлениями с крупнейшими солистами, «академики» декларируют свою самостоятельность, работая только с приглашенными дирижерами (исключение составляет их основатель сэр Нэвилл Мэрринер), и в данном случае их партнером выступил немецкий маэстро Клаус Петер Флор. Его диалог с оркестром составил, пожалуй, главную интригу концерта, программа которого помимо Вебера включала «Итальянскую» симфонию Мендельсона и Восьмую симфонию Дворжака. Это не привычное доминирование дирижера над музыкантами: несмотря на обаятельную живость маэстро на дирижерском подиуме, свои идеи он транслировал на сцену и в зал очень ненавязчиво и тактично, придавая фирменному стилю коллектива с его идеальным балансом и выверенными звуковыми линиями теплоту и непосредственность. Особенно удался Дворжак, исполненный без привычной славянской приторности: как оказалось, английская сдержанность и отвращение к любым внешним эффектам очень идет этому автору.

Филармонический оркестр Радио Франции и Мюнг Вун Чунг двигались с другой траекторией -- начав с безупречно продуманной, но холодновато-официальной по звучанию сюиты Равеля «Моя матушка-гусыня», но затем буквально сокрушив всех и вся Шестой симфонией Брукнера. «Некассовый» для Москвы автор, да еще с наименее популярным своим творением (Шестую симфонию трудно услышать вживую не только в Москве, но и в Европе) стал идеальным материалом для Чунга (в котором старожилы могли признать пианиста -- обладателя II премии конкурса Чайковского в 1974 году), дирижера с невероятно четким и скупым жестом, умело выстраивающем архитектонику целого. Выстроив довольно рыхлый по форме четырехчастный цикл в одну прямую линию и стянув все смысловые полюса к поэтичному Adagio, Чунг предъявил работу редкого мастерства, продемонстрировав попутно все достоинства своего коллектива, главное из которых -- умение понимать друг друга с полуслова и мыслить вместе. Тем большим сюрпризом было услышать после такого титанического труда в семьдесят минут два дивных биса, которыми Чунг, сам того не зная, «умыл» своих предшественников -- Венгерский танец Брамса в его исполнении обнаружил гораздо больше тонкости и меньше салонности, нежели у Лорина Маазеля, а увертюра к «Кармен» Бизе, увы, отправила в нокаут новосибирскую братию и Арнольда Каца. И все же, несмотря на бурный успех бисов, именно Брукнер стал козырной картой оркестра, да и всего фестиваля, неожиданно приобщившего Москву к самым актуальным и мощным явлениям в мире симфонической музыки.