Человек в черном взлетает над сценой и на секунду замирает в пространстве. Легкая ткань его костюма распластывается в воздухе; танцовщик вдруг кажется растекшейся в чашке с водой каплей темной туши. Этой тушью, этой тонкой кистью набросан весь небольшой спектакль Каролин Карлсон. (Гастроль стала возможна благодаря Французскому культурному центру и продюсеру Владимиру Урину.) Спектакль посвящен Востоку, что давно мил сердцу гранд-дамы французского современного танца, -- она всерьез интересуется дзен-буддизмом. Называется «Тигры в чайном домике»; заняты в нем три артиста: Ютака Такэи, Вон-Мьюнг Вон и Джеки Чан Берже. Состоит он из перебора азиатских тем, мотивов, знаков.

От простейших масок, привычных всем любителям японского кино, -- вот хитрый простолюдин, вот суровый воин. Первый корчит рожи, таскает огромную бутафорскую рыбу, проявляет наглый недвусмысленный интерес к знатной загадочной незнакомке, прячущей лицо под раскрытым зонтиком. Второй сдержан и суров; из бамбуковых палок, при необходимости заменяющих меч, он в секунду сплетает в воздухе что-то вроде «колыбели для кошки». До масок непростых, апеллирующих уже к древнему театру, а не к свеженькому кинематографу, -- «прекрасную даму» играет тоже мужчина, как это было в традиционном японском театре. Конечно, Карлсон заворожена и иероглификой -- письменность, тысячи лет назад выросшая из картинок (знак «человек» -- натурально, две раскинутых руки, две расставленных ноги), не может не интересовать хореографа, всерьез изучающего Восток. И вдруг останавливающееся движение, замирающие танцовщики -- это как мгновенные записи-зарисовки иероглифами в дневнике: вот только что что-то на сцене произошло, и вот оно -- зафиксировано, подытожено в тексте.

Движение и неподвижность -- это только в европейском танце далеко разведенные понятия. Чтобы перейти к движению из состояния покоя, необходима подготовка (вечные «препарасьон»). Карлсон снимает этот этап, более всего в спектакле поражают мгновенные взлеты артистов в воздух -- вертикально, в той же позе, в которой только что стоял, на метр с лишним вверх -- и затем полет продолжается в сторону. Да, конечно, использованы движения из боевых искусств -- у каждого из танцовщиков есть соответствующий опыт, но все-таки это отнюдь не демонстрация военных навыков. Карлсон последние годы предпочитает называть свои сочинения не хореографией, а визуальной поэзией, и это тот случай, когда автор определяет себя очень точно.

В фонограмме -- медитативные шорохи и скрипы, далекий собачий лай. На заднике, освещенном то изумрудным, то алым прожектором, одинокая прорисованная ветка. Три танцовщика как три штриха. Дама, во многом определившая развитие европейского искусства танца в последней трети минувшего века, а у нас появившаяся единственный раз десять лет назад на концерте с маленьким соло, Карлсон в течение часа показывала Москве утешающие картинки волшебного фонаря. 87-й поставленный ею спектакль наконец доехал до России. Ну да, движение и неподвижность.