Второй Европейский фестиваль современного танца оказался в числе пострадавших от глобальных мировых безобразий. Не приехали участники «гостевой» программы, американцы -- Dayton contemporary dance company, чье выступление мыслилось кульминацией фестиваля. Дирекция DCDC, отменив европейский тур, прислала письмо с сожалениями-обещаниями: дескать, еще приедем, станцуем, обрадуем. Как только, так сразу. Правда, неизвестно когда. А на фестивале роль «действа-для-достижения-душевного-равновесия», видимо, перейдет к французским хип-хоперам (Compagnie Kafig) -- их танцы на головах московские зрители увидят в конце недели. Пока же фестивальная публика должна прийти в себя после спектакля Вима Вандекейбуса.

У задника -- щиты выше человеческого роста. На сцене семь женщин -- пять танцовщиц и две актрисы. Над щитами висит какая-то электрическая конструкция: когда одна из героинь ближе к финалу попробовала сбежать, забравшись на щит, сверху что-то заискрило, и свет вырубился. А его и так было немного. Что правильно: прожектора на спектакле «Почесывая внутренние поля» сгорели бы от смущения. Как бабушки, ринувшиеся к выходу через десять минут после начала представления.

Худрук бельгийского театра Ultima vez Вим Вандекейбус задумал спектакль как чисто формальный эксперимент. Ему было любопытно сделать нечто только для женщин. (Ранее он ставил только для мужчин. Или только для слепых.) Постановка нацеливалась на вечную тему -- красота, разумность и упорядоченность смерти. Собственно, об этом Вандекейбус ставит все свои спектакли. Женщины же, как водится, все испортили -- они слишком хотели жить.

«Ах так! -- решил хореограф. -- Вот вам жизнь -- возьмите, сколько сможете. И сочинил «Почесывая внутренние поля».

Полтора часа в зал выплескивалась неудовлетворенная страсть. Женщины бросались друг на друга, ползали друг по другу, дрались и друг друга тискали. Замирали под низко опущенными фонарями, как под душем, и снова кидались в бой. Тренированные ноги били соперниц-подруг-любовниц ниже живота, гибкие и сильные руки вцеплялись в волосы. Одна танцовщица, извиваясь, «рождалась» из-под юбки другой, пятерых выворачивало наизнанку у задника. А с колосников все время падали какие-то тряпки -- их женщины хватали жадно и возбужденно. Сидевшие в партере уверяли, что это было дамское нижнее белье.

Максимального накала спектакль достиг, когда одна из танцовщиц взяла в руки микрофон. Текст звучал и ранее -- шла английская фонограмма («Ты чувствуешь запах? Это мои волосы цветут, как жасмин»), но тут стало ясно: вот оно... Женщины передавали микрофон друг другу, каждая спешила раскованно пройтись по сцене, словно ведущая эстрадного шоу, что-нибудь прокричать в зал, имитируя эстрадный задор и самодостаточность. Надо ли говорить, что в спектакле не было ни первого, ни второго? Было третье: Вандекейбус сказал о женщинах все, что думал, с чисто балетной любовью к ним и таким же знанием дела.