Первое в этом сезоне выступление Большого симфонического оркестра имени Чайковского прошло без его художественного руководителя Владимира Федосеева. Программа была французская -- Гектор Берлиоз, и исполнять ее доверили тоже французам. За пультом стоял Жак Утман, за плечами которого победа в нескольких престижных конкурсах, ассистирование Бернстайну в Нью-Йорке и руководство оркестром Лионской оперы. Солировала Софи Фурнье (сопрано), специализирующаяся главным образом на операх Моцарта, Пуччини и французской камерной музыке.

Сам по себе это совершенно правильный ход. Французская музыка в отличие, скажем, от австро-немецкой все-таки еще не растворилась окончательно в общемировом космополитичном музыкальном пространстве. В ней присутствует такая же загадка, как и в русской музыке, которую разгадывай не разгадывай, а все лучше отдать аутентичным носителям культуры.

Главный титан французской музыкальной истории -- Берлиоз. Тем, кто воспитан на австро-немецких классиках и романтиках, он кажется каким-то аутсайдером, слишком нелогичным, негармоничным, корявым. С одной стороны, излишне прост, с другой -- перегружен всевозможными деталями. Он одновременно монументален и лиричен. Он отпугивает плакатным пафосом и озадачивает интимной откровенностью. При этом никто не спорит с тем, что он -- гений. В общем, очень напоминает нашего Мусоргского.

Беда в том, что пара французов, взявшиеся объяснить французского Мусоргского московской публике, и сами, видно, не пришли к соглашению по его поводу. Софи Фурнье (которой, увы, пришлось в последний момент заменять знакомую нам Мирей Деланш) исполняла цикл «Летних песен» на тексты Готье и Эллиота так, будто это специальные сочинения для непритязательного домашнего музицирования, которое производится исключительно ради собственного удовольствия. Она мурлыкала себе под нос и с интересом разглядывала ноты.

Жак Утман, напротив, оказался очень бравым маэстро, любящим производить шумные эффекты. Он, хоть тоже появился в качестве замены (ранее в афише значился Фридерик Шаслен), был все же гораздо более ценным приобретением для оркестра, чем солистка. С трудом перетерпев скучную роль аккомпаниатора в «Летних песнях», он обрушил свою энергию, французскую ясность и здравый смысл на увертюру к опере «Бенвенуто Челлини» и «Фантастическую симфонию». Иногда -- главным образом в увертюре -- это неплохо работало. Но часто не хватало пластики, мягкости, аккуратности в деталях (разъезжающиеся струнные и квакающие аккорды -- с оркестром Чайковского такого обычно не бывает) и тех вкусных изысков, которые мы ищем по привычке во французской музыке. Может, просто пора привычки менять?