К 85-летию со дня рождения академика Андрея Дмитриевича Сахарова издательство «Время» выпустило собрание его произведений в восьми томах. Два тома составляют статьи и интервью Сахарова (многие из них не публиковались прежде на русском языке), три тома занимают его «Воспоминания». Последние три тома -- дневники, которые Сахаров вел с 1977 года до конца жизни. Роман-документ (так обозначен жанр этого произведения) состоит из записей Сахарова и его жены Елены Георгиевны Боннэр, ее комментариев и большого фотоальбома. Никогда прежде записи из сахаровского дневника не публиковались.

Читателям «Времени новостей» предлагается несколько дневниковых записей времен горьковской ссылки академика Сахарова (1980--1986).

1980

15/II. Люсин день рождения. 57 лет!

Люся приехала с Юрой Ших[ановичем], который тащил два рюкзака с едой и т.п. Но Юру (8.30 утра) задержали в подъезде. Там уже дежурили 2 милиц. и 3 гебиста, или наоборот. Юру повели в опорн[ый] пункт, Люся, оставив рюкзаки в подъезде, побежала в квартиру, разбудила нас и побежала в оп. пункт. Я, наскоро одевшись, побежал за ней. Когда я пришел, нас стали сначала выгонять, затем выталкивать. Люсю ударил милиц. Потом нас обоих повалили на пол (они явно обрадовались, были полны какого-то торжества -- наконец-то они нас накажут за все часы тоскливого сидения в подъезде!).

Потом нас «придержали», а Юру увезли...Я послал телеграммы Андропову и Нач. КГБ Горьк. области. Так начался день рождения. Все же мы его отмечали.

[Стишки 1980 (февраль? март?) двух авторов (Андрей и я)]

Из московского окна

Площадь Красная видна

А из этого окошка

Только улицы немножко,

Только лужи и говно --

Лучше не смотреть в окно.

И гуляют топтуны --

Представители страны.

16/II. ...Вечером Люся у соседа взяла «Комсомолку» со статьей «Цезарь не состоялся». Цезарь -- это я, хотел владеть миром с помощью термоядерной бомбы. Все цитаты из меня чуть-чуть перевраны. У меня -- технократический бред, каннибальская ненависть к Вьетнаму и к собств. стране и народу, к социализму. Я благополучный сын из семьи проф. математики (папа не был профессором, и ему было неприятно, когда его так называли, лишь в 42 году папа получил звание кандид. пед[агогических] наук за задачник). В 30-ые годы семья «закапсюлировалась» (??), и я благополучно избежал фронта, где погибли миллионы моих сверстников.

9/III. Разговор утром -- запись Елены Боннэр (о Курчатове)

Управляемая магн. терм. реакция -- Тамм. действ[ительно] над ней работал, но первонач. идея принадлежит мне. Первый рассказ о ней -- Курчатова, и это его заслуга, что она таким образом обработана. Курчатов умер в 1960 г., ему было 57 лет. Он очень хотел использовать свое влияние, чтобы в СССР развить большую науку, а кроме того у него был элемент такого русского патриотизма... Но Курчатов, я думаю, был циничней, чем Вавилов, потому что Вавилов был сталинской эпохи человек, вот для него не требовалось цинизма для того, чтобы быть Президентом [АН] в то время, как брат его был убит этой системой. У Вавилова это все было естественно, ему не нужно было ругать самого себя для того, чтобы так себя вести. А Курчатов гораздо глубже вошел в «коридоры власти», и, в общем, он уже принадлежал к тем, которые ведают, что творят. Но он как-то решил для себя эти моральные проблемы в том смысле, что оружие необходимо, система в основном правильная, и в рамках этой системы можно делать хорошие дела, т.е. делать хорошую науку, помогать хорошим людям.

...По-моему, он мной восхищался, мне кажется, я на него очень сильное впечатление производил как личность. Я тоже им восхищался и считаю его великим человеком. Он в рамках этой системы хотел создать большую науку -- физику, биологию. Он хотел создать под своей, так сказать, эгидой самые большие ускорители с тем, чтобы СССР вышел на первое место в мире по исслед. элементарных частиц, хотел создать тоже под своей эгидой вопреки лысенковщине центр молекулярной биологии, хотел использовать свое влияние для того, чтобы высшее образ[ование] сделать современным и продуктивным. Потом главная его идея, как главную задачу физики -- было осуществить термоядерную реакцию. При этом он предполагал, что эта работа будет вестись в общемировом масштабе без всяких рамок секретности, и СССР будет иметь первенство в этой работе не благодаря секретности, а потому, что вся мощь государства будет направлена на осуществ[ление] этой задачи, как самой главной задачи науки в СССР. В общем он считал, что он все свое влияние, которое основано на том, что создана водородная бомба, [должен] употребить на то, чтобы осуществ[ление] упр[авляемой] термояд. реакции стало в СССР задачей № 1. А еще меня глубоко потрясла и заставляет смотреть на него какими-то другими глазами -- это история с попыткой остановить исп[ытания] 1958 г. после моего прихода к нему, это, когда он летал в Ялту к Хрущеву. Это совершенно удивительный поступок для человека такого ранга и этого жизненного пути.

Почему же ты для себя не считаешь этот поступок удивительным?

У меня другой жизненный путь, но я тоже считаю свой поступок удивительным. Этот поступок у него был почти что предсмертный, последующие оставшиеся ему полтора года он почти все время болел.

А стал бы он диссидентом, если б дожил до их времени?

Нет, никогда.

А из научно талантливых людей, которых я знал, наверно, Ландау был первым (крупнейшим), но я мало знал его лично.

1981

Ретроспектива [№ 1, запись сделана 22 марта 81 г.]

24/VIII-1980. Сегодня исполняется 9 лет, как мы с Люсей. Этот день изменил все в нашей жизни. Люся тогда сказала: «Ради таких дней стоит жить». Я знаю, что Люсе это принесло и счастье, и беду -- разлуку с детьми и внуками, почти непереносимую. Что тут можно делать? Что кас[ается] меня, то я стал более человеком, счастливей и, мне кажется, лучше. Наделал и плохого, конечно, и казнюсь этим (особенно -- Димой -- начало этому положено еще давно, с раннего его детства). Люсины друзья стали и моими, и это тоже -- счастье.

Люся утром прислала телеграмму. «Брось никчемную работу и встречай жену в субботу»... Сочинил стихи и сделал цветными карандашами подставку под свечи в виде эллипса. Стихи:

Мы в эллиптической Вселенной,

От сердца луч летит к другому.

Пусть будет радость неизменной,

Забота пусть уйдет из дому!

Вечером 23[-го] встретил Люсю... На другой день встречали вечер при свечах, пили кофе (традиция!). Пили Черри Бренди.

24/III. ...Около часа дня неожиданно вошли два мальчика, лет 13--14. Они объяснили, что обманули бдительность милиционера (он тогда еще сидел в вестибюле), поднявшись и спустившись на лифте и быстро пройдя к нам. Они сказали, что хотели «посмотреть» на Сахарова и задать некоторые вопросы. Их родители работают на Сормовском заводе, рабочие или техники, мы не уточняли. Ребята серьезные, держатся с большим достоинством. Более высокий -- учится в муз. школе, нервный, курит, понравилась Люсина сигарета, но все это с достоинством. Другой -- низкий, плотный, рассудительный крепыш... А вопрос их такой -- угнетает, что все врут, хотят на Запад, но как там. Люся (отчасти я) сказали, что надо встать на ноги, приобрести профессию, определиться здесь -- и если не передумают, то тогда действовать законным путем, все остальное ведет в психушку или в тюрьму (а они намекали). Встал вопрос, как им уходить. Люся предложила, чтобы они выпрыгнули в окно, но ребята отказались. Крепыш сказал: хотим узнать, правда ли то, что говорят о советской милиции. Их повели. Мы с волнением наблюдали в окно, когда они выйдут из «опорного пункта», куда водят всех посетителей. Сломают -- или не сломают? Такое -- определяет всю жизнь. Приехал Снежницкий. Ребят отпустили через 4 часа! Один из них (высокий) помахал нам рукой и крикнул, что они еще придут. Значит, не сломали!

Через два месяца пришли родители более высокого мальчика с претензиями к нам, что мы не погнали их сына. Мы сказали, что никого не гоним и что их сын заслуживает того, чтобы относиться к нему с уважением. Оказывается, ГБ сообщило в школу, где ребят прорабатывали, и на работу родителей, и там прорабатывали их (а они ребят).

В апреле или марте я совершенно свободно купил два билета на концерт Даниила Шафрана. С нами пошел Феликс и свободно купил билет рядом с нами. Мы сидели во втором ряду, но первый, наш и еще два ряда были кроме нас пустые. Это явно ГБ нас таким смешным образом изолировало. Они, может, не знали, что Люся, и особенно Р.Г., хорошо лично знали Д. Шафрана. Он несомненно узнал Люсю и обратил внимание на меня. Концерт был удивительно хорош... Играя на бис, Шафран сделал то, чего никогда не делают -- по существу он устроил целое 3-е отделение, там были редко исполняемые вещи, очень лиричные, мелодичные и виртуозно исполненные. Это явно было сделано для нас...

В апреле мне пришло в голову, что совмещение идеи поворота стрелы времени с многолистной моделью (гиперболическое пространство, е<0) очень интересно. Это моя лучшая пока идея в Горьком. Я быстро написал работу, потом ее чуть-чуть вдогонку улучшал. Главное улучшение касается того, что возможен вполне «холодный вариант» с комбинированным начальным зарядом и без него. Моя модель естественно объясняет, почему так много фотонов в объеме a3 (а -- гиперболический радиус). Они накопились за большое число циклов (логарифмически однако большое)!!!

6/IV. ...С утра несколько часов читал «Теленка» -- набирался «зарядов» для дальнейших глав автобио (особенно 73 год!). Талантливо пишет гневный и эгоцентричный пророк. Мне так не написать -- нет стиля, нет и темперамента. Но множество искажений в характеристиках людей и в описании событий, выборе фактов -- и субъективно бессознательных, и, я боюсь, и сознательных. И -- двойная мерка для себя -- на котором перст судьбы, сверхзадача, и для других. Этого он не скрывает, о себе пишет безжалостно и правдиво. Постараюсь писать о 73 годе подробней, с цитатами из «Теленка» и с изложением того, как было на самом деле:

Наша беседа в роще вдвоем о плане «Из-под глыб», а он говорит, что никогда не мог поговорить со мной -- подразумевается, что Люся не сводя глаз ходит за мною всюду, а потом болтает по диссидентским салонам.

История с Принстоном. Солженицын пишет: «Бывают лица, занявшие явную общ[ественную] позицию -- у этих лиц решения могут быть частными лишь в «тихие» периоды, в период же напряженного обществ. внимания они этих прав лишены. Этот закон и нарушил А.Д. ... -- нарушил, уступая воле близких (т.е. Люси), уступал чужим замыслам.

7/IV.

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит --

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить, и глядь -- как раз умрем.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальнюю трудов и чистых нег...

...А правда -- есть счастье, или его нет? И что это такое? А, может, покой и воля + работа -- это и есть счастье, ведь труды и чистые неги, человеческое тепло -- это то, что ты можешь иметь, что никто у тебя не отнимает? И возникает ощущение, что слова -- на свете счастья нет -- это только способ выражения, дань традиции, что ли. Но нет -- давно, усталый раб, замыслил я побег. То есть путь в эту обитель трудов и нег -- в обитель счастья -- через борьбу, через преодоление (заметим в скобках -- радость -- всегда через преодоление). И еще это горькое -- усталый раб. Т.е. борьба с самим собой, в которой ты -- уже устал до ее начала, и ты раб -- раб привычек, раб условностей, раб собственных слабостей и раб предрассудков, прихотей и злой воли других.

Борьба проиграна. Впереди нацеленный на сердце пистолет Дантеса.

Опять нет! Надежда есть. Счастье есть. Работа, гений, любовь, семья, все это есть. И если все же пуля попадет в тебя, то не это настоящее, главное, а то -- что ты успел сделать, мог сделать, мог ощутить в мире, в таинственной ночной бормоте... смысла я в тебе ищу. И гад морских подземный ход, и горний ангелов полет. Пора, пора -- это обращено к самому себе и к нам, его потомкам...

Вчера (19/IV) был Феликс, принес угощения (яблоки и курицу) от Майи и приглашение на Пасху (но мы должны позвонить)... Рассказывает, что (со слов его знакомого) Юр. Гагарин перед гибелью был очень не в чести, и, быть может, его убрали, т.к. он стал «неуправляемым».

Полет Комарова был назначен перед каким-то торжеством. Из-за неполадок в системе специалисты хотели его отменить. Но Гл. Конструктор (сменивший Королева после его смерти) позвал Комарова и спросил -- можно ли лететь. Тот не имел другого выхода, как сказать: Всегда готов.

При посадке на втором витке последние слова Комарова были -- Юра, высылай скорую. Потом молчание. (Гагарин был руководителем полета.) Когда стало ясно, что произошло, на командном пункте все молчали. Вдруг Ю. Гагарин обернулся к Главному Конструктору и с размаха своим атлетическим кулаком ударил его по лицу.

20/IV. Сочинил стихотворение

«Черное небо»

На черном небе звезды не мерцают --

-- как миллионы стрел, они летят

на нас!

Все космонавты спят. Но автоматы

знают

Что делать им в межзвездный этот

час.

Земли уж нет. Одно воспоминанье --

Полыни вкус и тихий плеск ручья.

И ты летишь -- бездомное созданье...

Но где-то впереди горит

Звезда твоя!

Горький

20/IV-81. 20 часов.

1983

31/XI. Я усиленно читаю Андрея Амальрика «Записки диссидента».

Что мне показалось особенно примечательным у Амальрика. Листая эту книгу еще раз, сделаю некоторые выписки.

«Тема записок -- конфликт между личностью и системой в стране, где личность -- ничто, а система -- все...

(Значит ли, что) отсутствие всякой оппозиции приводит и к прекращению активности политической полиции? Если стать на точку зрения, что да, приводит, то я все же предпочел бы, чтобы мне зажимала рот полиция, чем я сам себе. Потребность своим творчеством менять окружающий мир -- еще более глубока, чем потребность к нему приспосабливаться...

...Инакомыслящие сделали гениально простую вещь -- в несвободной стране стали вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию!

Власть уничтожила многие человеческие понятия, и диссиденты должны были восстанавливать их, проявив мужество не с санкции общества -- на миру и смерть красна -- а при его безразличии и даже противодействии. Думая, как в изолированном обществе мог возникнуть феномен диссидентства, куда уходят его корни, помимо корней, заложенных в самой природе человека, я прежде всего думаю о роли русской литературы... пафос этой литературы -- в защите человека от системы. Именно это было глубокой и национальной почвой нашего движения, а вовсе не «зап[адное] влияние», о котором любят говорить чины КГБ и зап[адные] теоретики. Урок Запада -- это прежде всего урок Мартина Лютера Кинга... Но Кинг шел от Ганди, а Ганди -- от Толстого, идеи которого своего рода бумерангом вернулись в Россию.

1984

27/I-84. ...Мы почти каждый вечер сидим у телевизора, Люся, положив ноги на стул, часто -- в грелке, и смотрим или по второй прогр. (с 9.35), или по 1-й какую-либо многосерийку (с 19.50 или 19.30), иногда и то, и другое. Смотрим также «Что? Где? Когда?», Люся отвечает не хуже «знатоков», я иногда тоже. Телевизор -- это какая-то форма общения, способ побыть вместе... Смотрели «Россию молодую» по Ю. Герману (вероятно, фильм лучше книги, книгу я не читал). Петр, конечно, идеализирован, но не до слащавости: «Мужички разбегаются», -- говорит Меншиков во время доставки фрегатов волоком на Нарву по лесным просекам и болотам. «Мужичков припугнем», -- отвечает Петр, и мужики, падая в грязь, тащат фрегаты вдоль деревьев, на которых раскачиваются повешенные. Тех же мужичков хватают ночью на верфи в Архангельске, жены плачут и падают солдатам в ноги, рабочий лагерь -- типичный современный или сталинский концлагерь -- вот откуда все пошло, вышки с вертухаями, умирают от голода и дизентерии...

7/II. ...Вчера был такой случай: когда я раскрыл пакет, присланный из ФИАНа, из него стали во все стороны разбегаться тараканы (5 из них удалось убить). Вряд ли они заползли в пакет в ФИАНе. Скорей это демонстрация презрения со стороны ГБ. Дескать, вы -- голодающие тараканы. Конечно, эта интерпретация, быть может, плод моего воображения. Эллинам тоже было нелегко догадаться, что означает посылка от скифов (стрела, лягушка, еще что-то в том же роде, см. старые книги по истории).

17/VIII-84. 7 мая в конце допроса Люся пригласила меня в кабинет Колесникова (наверно, по просьбе Колесникова). Одновременно туда вошло несколько человек в белых халатах. Женщина сказала: «Вам необходимо пройти медосмотр в больнице». Я: «Мне это ни к чему, я отказываюсь» -- «Тогда мы Вам поможем!» Вошло еще несколько человек, несомненно гебистов, тоже в халатах. Они подхватили меня за руки и потащили вниз, затолкали в санитарную машину. Через несколько минут туда же впустили Люсю... Люсю пытались заставить подписать провокационно составленный «отказ от госпитализации», где, в частности, на нее как бы возлагалась ответственность за мою голодовку и ее последствия. Все, кроме нас, вышли. Мы прилегли рядом на моей кровати, я прижался к ее больной спине, согревая ее. Мы чувствовали, что это, быть может, последние мгновения, когда мы вместе...

...Люся села рядом со мной и заплакала. Я сказал: «Не плачь, не надо» -- «Плакать-то я имею право?» -- «Да, ты имеешь на это право». Через 10 минут в палату вошли «представители власти» (конечно, гебисты), один из них был в милицейской форме (он угрожал мне ответств[енностью] за сопр[отивление] орг[анам] милиции). Они стали растаскивать нас, отрывая мои руки от Люси... Один из гебистов поднял Люсю за ноги, другой -- за руки и шею... Она страшно вскрикнула -- наверно нестерпимая боль в спине (у нее обостр. радикулита). Ее положили на кресло. Один из гебистов сказал: «Она в порядке. Зрачки не расширены». Люсю тут же вытащили из палаты. Меня не подпускали к двери. Через полчаса вновь вошли еще гебисты в белых халатах. Я стал говорить, что требую положить жену в одну палату со мной. Один из гебистов в свою очередь стал кричать на меня, в очень грубой форме. Я сильно ударил его по лицу, он тут же вышел. Я спросил О.А. Обухова (гл. врач, ниже О.А.) -- с кем я разговаривал. «Это начальник медчасти»...

Вскоре вошла Нат. Викт. со словами: «Вы в возбужденном состоянии, Вам сделают укол» -- «Я отказываюсь» -- «Мы вынуждены сделать укол принудительно»... Гебисты при О.А. повалили меня на кровать, стянули брюки, и кто-то сделал мне инъекцию. Одновременно с меня стянули ботинки, один из гебистов схватил сумку, другой пальто, и все это тут же унесли. Я еще лежа закричал: «Зачем уносите сумку?» Гебист ответил: «В палате не должно быть посторонних вещей».

...11-го утром пришел О.А. и сказал: «Мы вынуждены начать принудительное питание. Есть два способа -- внутривенная инъекция и шлангом через нос -- что Вы предпочитаете?» Я сказал: «Любой способ я буду считать незаконным, нарушением моего права» -- «Значит, Вы предоставляете выбор нам. Мы выбираем инъекции». Вскоре в палату вошли человек 6--8 санитаров и врач, повалили меня спиной на кровать и привязали руки и ноги. Затем в палату внесли капельницу и шприцы, и вошла женщина средних лет. Потом я узнал, что это начальник отдела реанимации врач Лариса Леонидовна (ниже Л.Л.). Я громко сказал: «А вот и Эльза Кох!»

1986

1 янв. 1986 года. ...Сегодня пытался заниматься. Но как трудно учиться в 64--65 лет! Не знаю, что из этого получится. А очень хочется что-то сделать на новом этапе науки, начавшемся лет 15--18 тому назад и сейчас вступившем в полосу такого бурного разв[ития] с такими надеждами. Сегодня это суперструна, а до этого -- информационный сценарий Гута, суперсимметрия, инстантоны, солитоны, единые калибровочные теории поля, аппарат функционального интегрирования, включая фермионные поля, идея нарушенной симметрии, перенормировка, фейнмановские диаграммы, эффект Хоукинга, точно решаемые задачи методом обратной задачи и многое многое другое... Пошла в ход очень высокая новая математика.

P.S. Пока занимался, сжег свеклу вместе с кастрюлей.

В 9 часов уже была готова, а сейчас 0 ч. 30 минут. Как я так забыл, жалко свеклу и кастрюлю. P.S. (кастрюлю отчистил).

7 февраля. Сегодня в «Известиях» опубликованы ответы М.С. Горбачева на вопросы корр. «Юманите».

О Сахарове... Как известно, с его стороны были допущены противоправные действия... В отношении него были приняты меры в соответствии с нашим законодательством.

...в Горьком в норм. условиях, ведет научную работу, остается действ. членом АН СССР. Сост. здоровья, наск. мне известно, нормальное. Жена его недавно выехала за границу для лечения. Что же касается самого Сахарова, то... выехать не может».

Я давно собирался написать Горбачеву закрытое (непубликуемое) письмо об узниках совести. Сейчас я решил воспользоваться его интервью как отправным пунктом. Я уже написал проект письма. Но буду еще долго его дорабатывать.

Я начинаю с благодарности за разрешение о поездке. Я говорю далее, у меня появ[илась] над[ежда], что Ваше (т.е. Горбачева) вмешательство может оказаться решающим в другой проблеме (узников совести). Конкретно упоминаю с краткой характеристикой дела Марченко, Никлуса, Осиповой, Ковалева И., Коставы, Щаранского, Некипелова, Орлова, Ходоровича, Шихановича (между строк -- Великановой и С. Ковалева), М. Джемилева и тебя). Обсуждаю проблему «заведомо ложных измышлений» и т.п.

11 апреля. Опять гулял около Кудьмы... Когда уже собрался уезжать, заметил, что от переезда идет средних лет женщина с очень тяжелыми сумками. Она обменялась какими-то репликами с рабочими, проехавшими в сторону Кудьмы на грузовой машине. Я подождал ее. Она спросила, не могу ли я ее подвезти. Я сказал: «Я бы подвез, но мне не разрешают». (Я не сказал, кто не разрешает, и что я -- Сахаров, а она не спросила.) Говорю -- вон они стоят, спросите у них. (Я был уверен, что ей скажут -- нельзя). В этот момент гебисты отъехали. Она пошла пешком, а я завел машину и поехал. Когда я поравнялся с ней и с гебистской машиной, в которой сидел только водитель, она сказала: «Разрешают». -- «Ну что ж, садитесь». Она сказала: «Я опоздала на автобус, который отходит в 17.20, а сумки прямо руки отрывают»... Я спросил: «Вы с того берега?» -- «Да, я работаю в совхозе "Кудьма"» -- «Я довезу Вас до Звезды». Она сказала: «Я выйду у «Круга», если там есть автобус». Автобуса там не было. Она сказала: «Вообще-то я в Горький». Я промолчал. Она сказала: «Может, Вы довезете меня до поворота на Кстовское шоссе, там всегда есть автобусы». Я говорю: «Что-то мне не нравится, как легко они разрешили Вас взять. Но это уж мое дело». Доехали до магазина. Я говорю: «Вон люди ждут автобуса. Тут я Вас высажу». Она очень благодарила. Через заднее стекло я увидел, что к остановке подъехала гебистская машина, не знаю, откуда она взялась, вроде близко за нами не ехала. Гебисты вышли из машины, затем они и женщина сели в машину. То ли ее повезли на допрос, но верней (на 90%) она из их компании. Она выдала себя тем, что у нормального человека должно было вызвать удивление. Или это просто реакция на совсем непонятное. Пока я гулял около Кудьмы, подъезжали то одна, то другая гебистская машины. Сколько их сегодня было -- 2 или 3? Наверно, большая съемка... (Доказательство того, что я езжу на машине куда хочу, здоров, подвожу кого хочу). Но с другой стороны, глупо не подвозить, когда они не препятствуют, только из-за того, что они могут это использовать. Жить надо так, как будто их нет, а то сойдешь с ума (что они, возможно, и хотят).

4 мая. 1-ый день Пасхи. Утром отметил Пасху, разбив еще одно крашеное яйцо и сварив какао. В доме ужасно холодно. Сижу в красн. кофте поверх кофты. Ходил за хлебом и в овощной (там нет ничего, в том числе свеклы -- хоть шаром покати. Купил бут[ылку] ябл. сока).

Бегло просматривал много статей, отбирал те, которые надо попытаться понять (некоторые из них я уже много раз пытался понять). К сожалению, надо признать, что я уже не в силах освоить всю супернауку на должном уровне... Конечно, это я переживу, как человек психически вполне устойчивый, счастливый в личной жизни, достаточно самокритичный и готовый в принципе довольствоваться тем, что сделано. Но в каком-то плане это все же для меня огромная (интеллектуальная) трагедия!!! Постараюсь все же что-то делать «на обочине», то, что в моих скудеющих силах. Да, мне надо много воли и мужества. Надо смотреть в глаза фактам и надо работать. Не разбрасываться и доводить дело до конца.

На улице +5°С, дома +14°С. Иду ужинать (0 ч. 20 мин.).

6 мая. Не записывал. Запишу задним числом, т.е. 7-го. Ездил отправлять Люсе телеграмму -- поздравление с праздником Победы. «На всю оставшуюся жизнь нам хватит доблести и славы». А точней, что было, то было, и эта память живет в Люсиной душе, и я глубоко это уважаю.

15/XII. 25 лет со дня смерти папы.

В 10 вечера неожиданно пришли электрики и гебист -- поставили телефон. Гебист сказал, чтобы около 10 ч. [утра] ждали звонка.

16/XII [вторник]. В 3 ч. позвонили. Я взял трубку. Женск. голос: «С Вами будет говорить Михаил Сергеевич» -- «Я слушаю» -- «Здравствуйте, это говорит Горбачев» -- «Здравст., я Вас слушаю» -- «Я получил Ваше письмо. Мы его рассмотрели, посоветовались (не помню как он сказал с кем, но не поименно и без указаний в какой инстанции -- КГБ? Политбюро?). Вы получите возможность вернуться в Москву. Указ Презид. Верховного Совета будет отменен (он употребил какой-то более «мягкий» глагол, вроде того, что действие Указа будет прекращено)». Я сказал: «Я считаю это восстановлением справедливости и законности. Я благодарен Вам» -- «Принято также решение относительно Елены Боннэр». Я: «Это моя жена» -- «Вы сможете вместе вернуться в Москву. Квартира в Москве у Вас есть. В ближайшее время к Вам приедет Марчук. Возвращ[айтесь] к патриотич. делам!» (Фраза была чуть-чуть иначе сказана, но смысл ее был именно такой, и слова «патриотические дела» присутствовали).