Философ Александр Зиновьев прожил большую, трудную и, несмотря на обретение мировой известности, очень печальную жизнь. Он родился в 1922 году, в деревне Костромской губернии, семнадцатилетним поступил в Московский институт философии, литературы и истории (знаменитый «красный лицей»), откуда был исключен за антисталинские выступления, чудом ускользнул от расправы, прошел Великую Отечественную войну, был награжден боевыми орденами и медалями.

Демобилизовавшись, окончил философский факультет МГУ, защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертацию, стал научным сотрудником Института философии, университетским профессором, членом редколлегии журнала «Вопросы философии» и, что куда важнее, одной из ключевых фигур советской интеллектуальной элиты. Официальное признание не мешало превращению философа в «культовую фигуру», Зиновьева очень высоко ценили лучшие из его коллег, его работы переводились на иностранные языки. Между тем в железно логичных марксистских (сейчас не вполне понятно, должно ли брать этот эпитет в кавычки) работах о логике пряталась лютая ненависть к советскому социальному, политическому, культурному и бытовому укладу -- к тому миру, в который вроде бы столь удачно вписывался Зиновьев.

Эта раскаленная и одновременно холодная, глубоко личная и в то же время расчетливо аналитическая, призванная не заразить, но убедить читателя ненависть к советской могучей и убогой неизменности вырвалась на свет, когда в Лозанне был напечатан первый роман Зиновьева -- «Зияющие высоты», странный гибрид философского трактата, язвительного (местами откровенно капустнического, а то и дурновкусного) памфлета, в котором по первое число доставалось всему цвету оппозиционной советской интеллигенции (не говоря уж о дебильной власти), жутковатого физиологического очерка и отчаянной исповеди. Реакция была скорой и тупо предсказуемой: исключение из партии, лишение ученых званий, запрет на профессию, за которыми последовало предложение, от которого нельзя было отказаться, -- с 1978 года Зиновьев жил в Германии.

Здесь он выпускал книгу за книгой, в которых продолжал разбираться со «светлым будущим», неоспоримо и навсегда овладевшим одной отдельно взятой страной. Нет ничего удивительного в том, что желчный и неумолимый обличитель «гомососов» (homo soveticus'ов) с жестким презрением встретил «катастройку», что, по его мысли, могла лишь упрочить старосоветские безобразия, вместе с тем уничтожив то железобетонное величие, которое (по Зиновьеву) было присуще описанному в «Зияющих высотах» городу Ибанску и его реальному аналогу -- СССР.

Зиновьев вернулся на родину в 1999 году -- по его признанию, лишь для того, чтобы разделить горькую судьбу своей страны. Нынешнюю власть он характеризовал не менее жестко, чем почившую. Привечаемый левонационалистической оппозицией, вполне своим не стал и для нее. Его безусловный патриотизм (неотделимый от брезгливой неприязни к «свободному миру», что виделся Зиновьеву змеиным клубком своекорыстия, насилия и лицемерия) не предполагал чаяния выздоровления России (тем паче -- скорого). Его счеты к роду человеческому были, пожалуй, сильнее, чем неприязнь к любой из наличествующих социально-политических систем. Верность себе и убежденность в собственной правоте, в правильности однажды избранного пути, в осмысленности своей напряженной работы Александр Зиновьев сохранял до конца.