Девочке Шерон десять лет, и она серьезно и таинственно больна. Когда проходит очередной приступ и Шерон приходит в себя, единственное, что вырывается из ее горла, -- истошный вопль: «Сайлент-Хилл! Сайлент-Хилл!» Когда-то населенный пункт с таким названием действительно был нанесен на карту, но сейчас его можно найти разве что на интернет-сайтах, посвященных городам-призракам, покинутым и проклятым много лет назад. Тем не менее в надежде на излечение малышки Роуз, мать Шерон, отправляется в путь, чтобы разобраться во всех странностях, что называется, на месте. Однако на самом въезде в заброшенный город случается авария, Роуз теряет сознание, а когда приходит в себя -- дверь автомобиля открыта, а Шерон на соседнем сиденье уже нет.

В сущности, на этом можно остановиться, потому что дальнейшее путешествие Роуз по мертвому городу вербальному пересказу не поддается. С «Сайлент-Хиллом» предельно ясно только одно: итоговая десятка лучших фильмов за этот год будет без него неполной. И приступить к объяснению, почему это произойдет, придется уже сейчас. Начать стоит хотя бы с того, что режиссер Кристоф Ганс снял не один, а как минимум четыре фильма: как объясняет один из продюсеров картины, «этот мир существует на четырех разных уровнях», и все они придуманы и разработаны с пугающей тщательностью. Это настоящий Сайлент-Хилл нашего времени -- покинутый после разрушительного пожара город, въезд в который закрыт железными воротами, опутанными колючей проволокой, пустой и пугающий -- по нему в тщетной надежде найти своих близких бродят отправившийся вдогонку отец Шерон и сопровождающий его полицейский инспектор. Это Сайлент-Хилл 70-х годов, показанный во флэшбеках, стилизованных под старую хронику, и стилизованный так, что кажется: над каждой царапиной, имитирующей потертость старой пленки, работала команда высокопрофессиональных каллиграфов. Сайлент-Хилл, прикованный к земле молочно-белым туманом, в котором медленно опадают вниз хлопья пепла (в нем-то и оказывается поначалу Роуз), -- обманчиво безлюдный мирок, в котором за каждым поворотом то и дело маячит мимолетная пробегающая тень. И наконец, Сайлент-Хилл, погруженный во тьму, которая наступает по несколько раз на дню (если только здесь вообще можно хоть какое-то время суток назвать днем) в сопровождении оглушительного сигнала пожарной сирены, установленной на церковной колокольне, -- и в этой тьме происходит такое, от чего бы зажмурился Босх, поседел Гойя и переквалифицировался в иллюстратора детских книжек Гигер. И пересекаются эти миры самым изощреннейшим образом -- незабываема, в частности, сцена, когда Роуз и ее муж находятся в одном и том же коридоре, но в параллельных реальностях и не в состоянии почувствовать присутствие друг друга. При всех невероятных жестокостях и ужасах, которые поджидают зрителя, к фильму просто невозможно отнестись как к очередному образцу жанра -- даже сегодня, когда кинематографический ужас находится, что бы там ни говорили, не в худшей форме, от поточного хоррора «Сайент-Хилл» космически далек -- как если бы Леонардо да Винчи вдруг решил оформить вывеску «пещеры ужасов» в передвижном луна-парке.

Это на самом деле неописуемо, и даже если бы «Сайент-Хилл» остался просто визуальным экзерсисом, лишенным всякого смысла, ему и тогда было бы уготовано почетное место в каком угодно зале славы. Но важен фильм не только этим. В сущности, его можно рассматривать как своеобразный манифест. Режиссер Кристоф Ганс -- вполне сумасшедший, тарантиновского уровня киноман, с детства страстно обожающий все, что по обыкновению считается киномусором; в юности -- издатель самиздатовского журнала, на страницах которого доказывал, что искусство движущихся изображений было изобретено исключительно для того, чтобы в конце концов на свет появились фильмы вроде «Хищника»; в относительной зрелости -- экранизатор Лавкрафта и японских комиксов, сняв объективный шедевр, он убедительно доказал, что все, что он любит, является такой же частью мировой культуры, как и произведения, номинально считающиеся классикой. И компьютерная игра, положенная в основу «Сайлент-Хилла», ничем не отличается от, например, шедевров мировой литературы.