Мы продолжаем начатую в августе дискуссию о проблеме развлекательности в искусстве. О современной жанровой литературе рассуждает Лев Гурский, русский писатель середины 70-х годов, живущий в Америке, автор иронических детективов с современными политическими сюжетами («Убить президента», «Спасти президента» и др.) и романа «Перемена мест», по которому не так давно был снят популярный телесериал «Досье детектива Дубровского».

Чтобы прикатить камень на гору, требуется приложить усилие и совершить работу. Зато обратно с горы камень бежит самостоятельно, не требуя ничьих усилий. Таким образом, миф о Сизифе прекрасно иллюстрирует физический закон сохранения энергии -- действующий, кстати, и в области литературы. Ибо если написание художественного текста есть некий труд, то его прочтение уже не может быть трудом. И напротив, если читателю нужны дополнительные силы, чтобы преодолеть чей-то текст, то автор наверняка не слишком перетрудился, его создавая. Или даже вовсе не трудился, а положился на так называемое вдохновение, которое в девяноста девяти случаев из ста оказывается научным артефактом, вроде perpetuum mobile.

Из всего этого вытекают два следствия. Первое: деление литературы на «серьезную» и «развлекательную» тоже подчиняется законам физики. И второе: резкое снижение в России -- прежде всего в образованной читательской среде (!) -- интереса к неудобоваримой «интеллектуальной» прозе отнюдь не означает тотального оглупления аудитории. Наоборот. Физика наконец-то задружилась с рыночной экономикой. Российские «интели», слава Богу, взялись-таки за ум и медленно расстаются с совковой привычкой оплачивать из своего кармана собственную работу (а не отдых, как все нормальные люди). Вот почему ураганная популярность коммерческих Акунина, Бушкова, Воронина, Головачева, Дашковой и им подобных авторов есть, по большому счету, явление «ободряющее и освежающее», несмотря на довольно среднее подчас качество изготовленных ими текстов. (Ну да, это не Агата Кристи, да, не Рекс Стаут. Так ведь и «Жигули» уступают «Роверам», «Рубины» -- «Панасоникам», а город Удоев все еще не Рио-де-Жанейро.) Тут важен общий принцип. Дала трещину извечная российская альтернатива «Искусство для человека или человек для искусства?» -- ложный выбор между зеленым и квадратным. Квадратным, как выяснилось, может быть лишь сам творец-производитель; простым потребителям надлежит зеленеть. Процесс потребления искусства перестал быть похожим на труд в каменоломне. Ныне художественные тексты, тяжелые на подъем, вместе с глубокомысленным (до зевоты) авторским кино и занудным театральным авангардом естественным образом вымываются из обихода. Царствуют триллер, саспенс и экшн. Правит бал комедия с гэгами. Жанр фэнтези с первой попытки доконал философскую, с наворотами и кукишами, притчу. За простого Тополя двух Битовых дают. Гессе, Павич и Эко (или Фуко?) задвигаются в запасники; любители решать кроссворды решают обычные кроссворды. Безусловно великим писателем сегодня выглядит Грэм Грин, всегда умевший пройти точно по узкой грани между просто «развлекательным чтивом» и просто психологическим романом: все детективы Грина были исполнены иронии и психологически глубоки; во все «обычные» свои романы писатель филигранно внедрял атрибутику массовых жанров.

Тут самое время кинуть камень в большевиков -- и есть за что. Если бы не они, то и проблемы, о которой мы сейчас толкуем, просто не существовало бы. Многолетняя идиотская нетерпимость властей ко всему, кроме кондового и понятного, как валенок, реализма, привела к многолетнему же перекосу на другом фронте. Все непонятное, темное, заумное, вплоть до бредового, стало выглядеть протестным. Выражение «желающие странного» (из Стругацких) стало считаться высшим комплиментом. С годами совковая интеллигенция, мысленно морщась, потребляла в больших дозах пищу «все страньше и страньше». Назло бабушке отморозим уши. Назло Софье Власьевне прищурим глазки. В ответ на Бондарчука будем давиться Сокуровым. Она нам «Заря Октября», а мы ей «Дыр бул щил». Литература становилась частью пролетарского (либо антипролетарского) дела. Понятия «интересно», «не интересно» в расчет не принимались вовсе. Мысль о том, что литература -- Товар, а не Миссия, что главная задача литературы -- всего лишь развлекать публику (а остальные задачи, уж извините, решаются исподволь, тихо и подспудно, в зависимости от конкретного таланта конкретного автора), казалась тогда вызывающе коллаборационистской. Помнится, главный герой смешной книги Александра Раскина про маленького папу был приучен с детства к тому, что все, противное на вкус (рыбий жир, каша-размазня, касторка и т.п.), оправдывает свое существование невероятной полезностью. Правда о том, что невкусное может быть еще и бесполезным, не приходила в голову нескольким поколениям.

И вот, наконец, после семи десятилетий стояния вверх ногами обретена правильная позиция. Два умножили на два и получили долгожданный ответ. Стоит ли удивляться, что теперь с этой четверкой интеллигенция носится как с писаной торбой? Непривычно. Свежие ощущения. Новый, еще не изведанный кайф: чтение можно выбирать себе по душе, а не по статусу. Кандидат физматнаук читает Маринину, и никто его за это не распнет. Учитель словесности предпочтет Радзинского Лессингу -- и не будет подвергнут обструкции. Настало время нормальной рутины: Волга впадает в Каспийское море, а лошади едят овес и сено. И если кто докажет, что лошади питаются устрицами и артишоками, пусть первым бросит в меня камень.