Протоиерей Михаил Ардов -- человек наблюдательный, памятливый и веселый. Люди такой складки -- чудесные собеседники, чье присутствие делает праздничным и застолье, и высокоученый «круглый стол», и случайную встречу в городской сутолоке. Иные из них тем всю жизнь и довольствуются, радуя уместными и выразительными анекдотами (как в старинном, так и в новейшем смысле слова) своих ближних. (Ну и тех, кого бог пошлет.) Отец же Михаил в оны годы почувствовал, что «его» истории (неважно, с ним ли случившиеся или некогда рассказанные добропамятными знакомцами, но чуть-чуть измененные ардовской аранжировкой) могут развеселить, утешить, приободрить и навести на раздумья не только тех, с кем прирожденному рассказчику доводится выпивать-закусывать, дискутировать, коротать дорожные часы, сотрудничать или выяснять отношения. Тогда он принялся складывать свои мемуарные мозаики, вроде посвященной родительскому дому «Легендарной Ордынки» или «Мелочей архи..., прото... и просто иерейской жизни», что не только названием обязаны многославному сочинению Лескова. Изданные десять лет назад «Мелочи...» сразу примагнитили публику и обсуждались азартнее, чем прочие опыты о. Михаила. Оно и понятно. Про Ахматову кто только не вспоминает (хотя далеко не всем мемуаристам выпало счастье видеть великого поэта изо дня в день и в домашней атмосфере), а церковная жизнь для одних экзотичнее древнеегипетской и новозеландской, а, по мнению других, внеположена мирской говорильне (писанине).

Однако «появление книги имело своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту» -- так о. Михаил объясняет появление второго дополненного издания «Мелочей...» (М., «Собрание»). Разобравшись с «Мелочами...» (отсмеявшись и погрустив), читатель будет вынужден перевернуть книгу (буквально), дабы оценить «Узелки на память», коллекцию баек уже мирских -- исторических, литераторских, театральных... Собрал и перевел их на «русский письменный» уже не протоиерей Михаил Ардов, а Михаил Ардов (протоиерей), а за жанровый образец взят не лесковский свод, а Table-talk Пушкина и записные книжки князя Вяземского. Как говорят рекламщики, «почувствуйте разницу». И убедитесь, что не в ней суть.

Но и это еще не все. В том же издательстве одновременно появилась книга с дразнящим титулом -- Анна Ахматова: «Озорство мое, окаянство...» Рассказы, эпиграммы, афоризмы. Ахматова, разумеется, свое «озорство» не суммировала -- сделали это Ольга и Марина Фигурновы, вычленив из ахматовских записных книжек и воспоминаний современников подобающие фрагменты. (Действительно смешные. И в то же время очень печальные. По общепонятным причинам.) Первая часть -- ироническая автобиография, вторая -- ироническая история русской литературы в ахматовском изводе («портретную» галерею открывает Пушкин, а замыкает Бродский). Предисловие -- «В ней была веселость...» -- написано автором «Мелочей...» и «Узелков...», слог, строй и «смысловой прицел» сочинений которых явно стимулировали составителей улыбчивой «ахматовианы».

В авторский сборник «Дороги, которые мы выбираем, или Бег на месте» (СПб., «Нестор-История»; издание осуществлено в рамках программы «Благодарная Молдавия -- братскому народу России»; благотворитель -- «Бизнес-Элита, SRL», Кишинев) Яков Гордин включил исторические и политические газетные очерки, печатавшиеся с 1987 по 2004 год. Главная мысль их стала заголовком интервью, которое смело и ответственно мыслящий историк (и блестящий литератор) дал в 1995 году, но счел должным сейчас поставить в конец книги («вместо эпилога») -- «Когда-нибудь Ельцину и Гайдару поставят памятник, как Минину и Пожарскому».

Почему? Дабы ответить на этот вопрос (в чьих-то устах -- недоуменный, в чьих-то -- злорадный, а для кого-то просто абсурдный), Гордин рассказывает трагическую историю русского реформаторства, заставляя (кого-то -- впервые, кого-то -- по-новому) увидеть и петровское строительство бюрократического государства, и эпоху дворцовых переворотов, и планы Сперанского, и «мятеж реформаторов» (декабристов), и политическую стратегию Пушкина 1830-х годов, и великие преобразования эпохи Александра II, и противоборство власти и революционеров, приведшее к катастрофе 1917 года. Победу большевиков и создание ими бесчеловечной казарменно-бюрократической системы Гордин трактует как контрреволюцию по отношению к великим реформам 1860-х, продолженных после первой революции. Концепция эта спорна (мне совсем не близка), но она позволяет высветить ряд крайне болезненных (а потому требующих серьезного осмысления) точек российской истории и их «отражений» в истории новейшей. Чрезвычайно важны соображения Гордина об армии и необходимости военной реформы, о давно и страшно завязавшемся кавказском узле (раздел «Кавказ и Россия: вчера и сегодня»), о специфике национальной бюрократии, о проблеме «реставраций», ни одна из которых, по мысли историка, не бывает окончательной. Даже не соглашаясь с Гординым в оценке конкретных исторических сюжетов и их возможных перспектив, нельзя не отдать должное его последовательности, умению видеть историю объемно и верности идеалам.

Собрав свою публицистику под одной обложкой именно сейчас, Гордин совершил поступок сильный, но логичный. Он всегда был государственником и убедительно доказывал, что бюрократизм, небрежение гражданскими свободами, презрение к личности разъедают державу как ржавчина. Он всегда был апологетом свободы и столь же четко доказывал, что именно она является залогом общественного процветания и укрепления государства. Его продуманные и отчетливые (еще раз подчеркну -- по-настоящему государственнические!) идеи плохо вписывались в квазилиберальные, якобы внеидеологические интеллигентские настроения 90-х. Думаю, если бы общество тогда относилось серьезнее к идеям, одушевляющим Гордина (да и к самим изгибам отечественной истории), нынешний градус растерянности, апатии и капитулянтства был бы существенно ниже. Да возможно, и сам политический пейзаж выглядел бы несколько иначе.

Тем важнее прочесть и осмыслить книгу Гордина сейчас. И уразуметь: как злоупотребления свободой могут сильно повредить ее делу (и всем нам), но не могут отменить ее необходимости, так и бюрократизация, обожествление «системы», торжество готовых стать явью «проектов о введении единомыслия» способны испортить жизнь многих людей (и всей страны) и дискредитировать «государственничество», но не могут отменить необходимости сильного и разумного государства.

Книги о. Михаила Ардова не похожи на работы Якова Гордина ни предметом, ни интонацией, ни жанром. Их авторы -- очень разные люди. Но соседство их в этой колонке не случайно. Веселый священник и суровый историк умеют напомнить о немодной, но помогающей жить истине: поражение возможно -- пораженчество постыдно.