Начну скучно и незатейливо. С 2001 года в Приволжском федеральном округе реализуется программа «Культурная столица Поволжья». Созданная по западным лекалам (уже давно придумана «Культурная столица Европы»), призванная способствовать ментальной модернизации города и привлечению к нему общественного (в том числе туристического) внимания, программа является эффективным инструментом культурной политики, само понятие которой для российских регионов до сих пор есть темно и дико. Однако Ульяновск, Нижнекамск, Киров, Ижевск, Димитровград и Чебоксары уже побывали «культурными столицами» и, кажется, о том не жалеют, превратившись в постоянно действующую в течение года площадку искусств разных видов и жанров. В этом году «культурной столицей» по результатам конкурса городов выбрана Пермь.

И теперь перейдем к лирике. В том числе в прямом смысле слова.

Культура -- это надежный ресурс локального развития. Даже у командированных бывает свободное время, и они идут в театр, музей или зоопарк в конце концов. Но вы были в среднестатистическом провинциальном городе? Наверняка были, и остались у вас тяжелые впечатления. Типовая застройка, один-два купеческих дома, которые местная администрация считает памятниками архитектуры, Ленин на площади, аляповатый театр, единственный «съедобный» ресторан и какая-нибудь «изюминка»-раритет. Вот это и есть Пермь. И, кажется, невозможно работать в этом стагнационном пространстве.

Однако у Перми (извините за конкретику -- обобщения двумя абзацами ниже) есть немыслимый символический ресурс, то есть то, что не видно глазу и не поддается общему аршину. «Звериный стиль» (языческие медяшки-тотемы), деревянная скульптура, понятие «пермского периода», кодифицированное всеми энциклопедиями. Ну, Юрятин, наконец, в котором встретились Лара и Юрий Живаго, -- это тоже Пермь, в которой Пастернак проживал в 1916 году, где были написаны «Марбург» («Я вздрагивал. Я загорался и гас») и «На пароходе» («Был утренник. Сводило челюсти»). В местном музее сейчас проходит модная выставка сталинского искусства «Советский идеализм. Живопись и кино 1925--1939», переехавшая в Пермь из Бельгии прямо с фестиваля «Европалия. Россия». А в Москве ее не увидят. Просто музей престижный и активный. Еще Дягилев из Перми, не говоря уж о балете Евгения Панфилова.

И вот думаешь -- как быть? Вот «культурная столица», в которой культуры -- хоть отбавляй, но в самом городе делать нечего -- не на что смотреть, не считая музейных экспозиций. Есть аура места -- и есть само место. Никогда за время бытования программы «Культурная столица» они еще так не сталкивались. То существовала синэргия (Ульяновск -- тут тебе Ленин, тут тебе старый Симбирск), то не было чего-то одного (Ижевск -- занятный локус, но без «легенды»), то вообще ничего не было («молодой» Нижнекамск). А теперь -- так.

Я долго мучался этой незатейливой диалектикой. И вдруг понял, что об оной следует забыть. Всякая модернизация должна происходить с чистого листа, чтобы культурному менеджеру не за что было зацепиться. Следует забыть о локализации и местном ресурсе. Голый человек на голой земле -- вот идеальный статус. Что было -- помнят аборигены, что будет -- увидят потомки. А ты -- здесь и сейчас. Это тяжело и страшно, но единственно продуктивно.

Пастернак в Перми написал еще одно стихотворение с подходящим случаю названием «Урал впервые». Оно начинается так: «Без родовспомогательницы, во мраке, без памяти...». Sapienti sat.