Авторы «Жести» на пресс-конференции пеняли журналистам, которые в своих заметках преждевременно раскрывали сюжет картины. Поверьте, сюжет в ней значения не имеет. Лучше бы его вовсе не было, потому что он только путается у создателей под ногами. Ни режиссеру Денису Нейманду, ни тем более сценаристу Константину Мурзенко связная и логическая история совершенно не интересна. И зрителю она должна быть до лампочки, куда важнее и забавнее детали того нетривиального пространства, куда наконец попадает героиня после бестолковой и картонно-условной -- но необходимой для того самого сюжета -- экспозиции.

Главное достоинство фильма -- попытка кинематографически освоить одно из самых привычных и однообразных явлений на отечественной почве -- садовый кооператив, бесконечно повторенные шесть соток -- и превратить его в психоделическое, этакое кислотно-грибное, мутирующее и пугающее пространство, где живут не настоящие люди, а призраки из грез и снов киномана, где сбрасывают в пруд мертвых невест, где мальчик на велосипеде заводит в трясину, где носится всадник без лица, и где все -- не те, кем они кажутся.

Использовать русскую провинцию как декорацию для триллера первым попробовал Николай Лебедев в «Змеином источнике», но у маленького городка с его архаичной топонимикой и вековой архитектурной средой куда больше возможностей. Перед Неймандом стояла более сложная задача: средствами кино превратить обыденную и скуднейшую реальность в загадочную и зловещую субстанцию и не потерять при этом ее узнаваемости, балансировать на грани глюка и реальности. Справиться с этим сложно, но можно, и местами наблюдать за такой трансформацией очень интересно и действительно жутко. Бедной Алене Бабенко (она сыграла журналистку, по доброй воле ввязавшуюся в преследование некоего маньяка) приходится туго -- на протяжении большей части фильма ей нужно убегать, прыгать, прятаться, пробираясь по захламленным всяким летним сором дачным участкам, превратившимся в пугающий и безысходный лабиринт. Что, кажется, далось ей легче, чем гламурно-глянцевые беседы и изображения душевной смуты первой части картины. Но что получилось у нее лучше всего, так это улыбочка, которая появляется на лице героини, после всего пережитого кошмара очутившейся на улице города и увидевшей свое отражение в витрине.

Еще очень неплохо вышел персонаж Михаила Ефремова -- в чудесной совковой кепочке с пластмассовым козырьком и надписью «Ну, погоди», с откляченным задом и отвислым брюшком, с безумием в глазах и располагающей улыбкой... Он, как и сами эти домики, заросли ежевики, перемешанной с колючей проволокой, грядки с капустой, изгороди, сараи и поросшие полынью дорожки, очень узнаваем, но и совершенно непредсказуем...

Так что образ садоводческого товарищества, где по неведомым дорожкам на белом «Мерседесе» разъезжает группа «Кровосток», скорее получился. А вот фильм в целом мог быть и получше.

Что-то у нас происходит с продюсерами, которые, как кажется, так торопятся выдать готовую продукцию, что совсем не контролируют ее качество. Возможно, в сценарии все концы с концами и сходились, в фильме же между отдельными сценами возникают странные провалы, необъяснимые скачки в пространстве и времени, немотивированные отношения и непростроенные характеры. В принципе без всего этого тоже можно обойтись, но пусть тогда это будет осмысленным решением, приемом. Так и хочется напомнить авторам, что поскольку кино -- искусство визуальное, то объяснить смену климатических зон во время недолгого путешествия на автомобиле простой договоренностью между режиссером, сценаристом и художником не получается. Логику изображения никто еще не отменял, пусть будет бредовая, но логика.

Впрочем, вполне возможно, что подросло и сформировалось поколение зрителей, которым вообще никакая связность и последовательность даром не нужны. И они просто радуются бодро снятым сценам, не слишком различая галлюцинацию от экранизации.

Но ведь продюсеры фильма, печатая 250 копий фильма, рассчитывали не только на оторвавшихся фанатов некровавого беспредела, но и на обычную публику, именно для нее снабжая свое детище всем этим мусором типа вступления, заключения и непременной морали, взятой из мира глянцевых журналов. Все-таки надо бы остановиться на чем-то одном, то ли «жесть как она есть», то ли гламур, который ведь тоже может прикидываться этаким ужасным ужасом с кроваво накрашенными жеманными пальчиками...

Впрочем, возможно, это и есть новый русский мейстрим, новый вид смеси французского с нижегородским, потому что от нашей жизни, где на пресловутых шести сотках Рублевки возводят четырехэтажные особняки с бассейном на крыше, всего можно ожидать.