Алессандро Боффа. Ну и тварь ты, Вишковитц. Пер. с итальянск. Георгия Пасторе. М.: Ad Marginem, 2005.

Тоненькую книжицу с двадцатью небольшими -- ровно на переезд от станции до станции -- рассказами можно смело подсовывать всем подряд без оглядки на предпочтения: приступы здорового смеха гарантированы. Алессандро Боффа, сын итальянского коммуниста и журналиста Дзузеппе Боффа, родился, между прочим, в Москве, поэтому его «Вишковитц» пестрит славянскими именами, трудно переводимыми для зарубежного пользователя. Здесь есть роковая возлюбленная героя Люба, романтическая прелестница Лара, непривлекательная супружница Яна и одноклассники героя Петрович и Жукотич. А еще на стостраничный роман приходится порядка сотни зоологических терминов -- вертлужок, биота, геммула, дикидик, переднегрудь, так что треть книжки занимает прилагающийся глоссарий. И дело тут не в том, что автор -- профессиональный биолог, некоторое время занимавшийся генетическим материалом лягушек и строением человеческого мозга. Сами вышеперечисленные герои, кочуя из рассказа в рассказ, меняют свое обличие, окрас, повадки и биологический вид не в соответствии с логикой дарвиновской теории эволюции, а так, как бог на душу положит. В первой главе они -- сони-полчки, затем -- богомолы, улитки, лоси, навозные жуки, свиньи, мыши, попугаи, глисты и так далее вплоть до простейших микробов.

Драматургическая основа каждого из двадцати сюжетов сконструирована в соответствии с двумя основными проблемами животного мира -- продолжением рода и борьбой за выживание. Так, в каждой главе главный герой по имени Вишковитц (он же Вишка) стремится оплодотворить самую привлекательную самку рода по кличке Люба, при неблагоприятном стечении обстоятельств ему в утешение достается Яна или Лара, а в качестве конкурентов фигурируют вышеозначенные Жукотич, Петрович и затесавшийся «испаноязычный» чужак по прозвищу Лопес. Самого Алессандро Боффа, у которого это первая и, возможно, последняя книжка, обзывают то Овидием с «зоологическим дипломом», намекая, видимо, на «Метаморфозы», то итальянским Пелевиным, имея в виду «Жизнь насекомых». Все так. Вот только ни Овидий, ни Пелевин не резали лягушек и не ломали головы над генетическим устройством ленточного червя, а соответственно в жизни не придумали бы трагический монолог гермафродитной губки («Проклятие, проклятие. Я был своей собственной свекровью, мамочки, своей собственной свекровью. Моя дочь тоже наделала мне детей. Но, может, оно и к лучшему. Может быть, так я не стану ненавидеть сноху, которая во мне...») и чисто физически не способны были оплакать незавидную участь жука-богомола или романтическую историю самовлюбленной улитки. Боффа же написал настоящую зоологическую поэму про «трофическую цепь», проложенную к Четырем Благородным Истинам (см. глоссарий в конце романа). Смешно и трогательно -- до колик в головогрудке.

Со стыда провалиться. Составитель Р. Робертсон. Пер. с англ. Н. Сечкиной. М.: АСТ «Альтернатива», 2006.

Гениальная, без шуток, идея первому пришла в голову британскому издателю и поэту Робину Робертсону. «Случилось это в Манчестере промозглым ноябрьским вечером много лет назад. Народу в книжном магазине собралось на удивление мало, но я не терял оптимизма и связал этот факт с ответственным футбольным матчем. Бодро прочитав два стихотворения, я бросил взгляд поверх полдюжины слушателей и вдруг увидел огромную голую задницу, прижатую к окну со стороны улицы. Затем еще одну. И еще четыре. Довольно трудно сохранять самообладание, когда тебе показывают зад фанаты «Манчестер Юнайтед». Особенно когда понимаешь, что они численно превосходят публику...»

Из этой трагикомической ситуации находчивый Робертсон извлек приличные дивиденды: сборник «невыдуманных историй» про самые позорные литературные провалы, самые пикантные писательские неудачи и самые скандальные просчеты от самых известных англоязычных авторов стал настоящим хитом. Собственно, рекламировать писательские анекдоты нет никакой нужды. Перманентно сгорать со стыда, читая литературных критиков и слушая отзывы дебилов-почитателей, -- полноценная часть писательского труда. Стоит лишь заметить, что масштаб таланта, как ни странно, прямо пропорционален способности к самоиронии.

В топ-пятерке самых смешных баек числятся истории от Маргарет Этвуд, Джонатана Коу, Чака Паланика, Джулиана Барнса и Ирвина Уэлша. А лидирует с большим отрывом Руперт Томпсон, рассказавший о том, как сбежал из Англии в Тоскану, не желая знать о результатах «Списка двадцати лучших молодых писателей», но однажды утром был разбужен громкими поздравлениями подруги, которая случайно вытащила из камина публикацию пресловутого списка, перепутав фото своего благоверного с черно-белым портретом лесбийской романистки Уинтерсон Дженет. «Лицо на снимке действительно напоминало меня. Я не отрывал глаза от фотографии, как будто близкое сходство с женщиной могло смягчить удар». Несколько десятков бодрых и смешных историй вполне годятся для того, чтобы заставить вас от души посмеяться и тут же вылететь из головы. Таково уж свойство анекдота, пусть и литературного.

Лили Прайор <http://www.ozon.ru/context/detail/id/2533280/>. Жара. Перевод с англ. М. Ворсановой. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2005.

Издательство Ольги Морозовой сейчас готовит к выпуску долгожданный бестселлер -- путеводитель по Стамбулу, написанный самим Орханом Памуком. А в промежутке между серьезными проектами, вроде акройдовского «Лондона» и «Стамбула», развлекает себя и читателей симпатичными романами из серии «обольщение», где романтическая интрига смешивается с гастрономическими страстями. Лили Прайор фигурирует вторым номером списка. «Жара» -- ее третий полновесный роман. В своих сюжетах она явно ориентируется на свою популярную соотечественницу Джоан Харрис с ее «Ежевичным вином» и «Пятью четвертинками апельсина». Сюжет «Жары» во всяком случае сильно напоминает второй отжим из «Ежевичного», что не делает его менее терпким.

Мечтая о романтической любви, одинокий фермер сажает волшебные семена. Они прорастают, заражая романтизмом жителей окрестных деревень. Но поскольку вырастил их безответно влюбленный, на поселян обрушивается эпидемия несчастной любви. Неутоленные страсти подпитывает страшная жара, какую не припомнят местные старожилы. Все ждут спасительного дождя. В прямом и переносном смысле.