|
|
N°43, 15 марта 2006 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Национализм: русский или российский?
Национализм был важнейшим фактором в нашей недавней истории -- при распаде СССР. Именно националистические настроения, поднявшиеся в бывших советских республиках, в сопровождении ярко выраженной русофобии, ненависти к русским легли в основу многих постсоветских режимов. В 90-е годы Россия столкнулась с национализмом и на своей территории -- восстание чеченских сепаратистов.
Национализма как единого идеологического учения не существует. У каждого народа, у каждой нации есть свой собственный национализм. Национализм англичан неразрывно связан с философией либерализма, индивидуализма и колониализма. Национализм немцев основан на биологическом расовом родстве. Национализм французов ставит превыше всего государство и политические права граждан. Американский национализм ставит во главу угла систему американских ценностей и совершенно чужд расовым теориям. Национализм евреев замешан на эсхатологическом мессианском чувстве и ожидании мессии. Сколько народов, столько и национализмов. При таком разнообразии вариантов невозможно дать национализму единую оценку. Но и не будем себя обманывать: национализм -- часть нашего бытия.
Термин «национализм» образован от слова «нация». Но уже здесь мы сталкиваемся с первой трудностью -- понятие «нация» в разных языках, культурах и юридических контекстах обозначает различные вещи. С одной стороны, под нацией понимается совокупность граждан одного и того же государства -- это чисто политическое определение. Оно характерно для западноевропейской политической культуры, где существует термин Etat-Nation, Государство-Нация. Американское понимание «нации», «американской нации» -- American nation -- относится к той же категории. Если рассматривать «национализм» как производное от политической нации, то этот термин будет означать то же самое, что и патриотизм, любовь к отечеству, лояльность государству.
Второе, прямо противоположное понимание «нации» связано со значением этого латинского термина -- Natio -- «рожденный». В этом случае под «нацией» понимается совокупность людей, имеющих общее биологическое происхождение, единый язык, единую культуру, общую систему верований. В таком случае «нация» -- это не политическое, но биологическое понятие. Здесь важна не принадлежность к одному и тому же государству, но схожие физические черты, единый язык, общность происхождения, единство расовых корней. Если понимать «национализм» в таком смысле, то мы приходим к совсем иной модели -- к прославлению биологических и культурно-языковых особенностей одного народа, а в пределе к расизму.
Итак, с одной стороны, политический национализм как патриотизм, с другой стороны, национализм биологический как расизм. Очевидно, что это не только не одно и то же, но эти вещи подчас прямо противоположны. Как правило, не существует государств, с моноэтническим населением. Любое государство, за редким исключением, включает в себя разные этнические группы, которые так или иначе участвуют в жизни всего целого. И даже люди разного этнического происхождения разделяют или должны разделять общий политический национализм. Биологический национализм выполняет в государстве прямо противоположную функцию. Он нацеливает этническую энергию народов, особенно меньшинств, против целого, против государства и титульной нации. А если биологический национализм проявляет большинство, то это приводит к репрессиям и этническим чисткам против меньшинства. В обоих случаях единство государства от этого только страдает. И к патриотизму все это никакого отношения не имеет.
Если бы эти два понятия «нации» и вытекающие из них явления «национализма» были четко разведены и строго разграничены, вся двусмысленность термина «национализм» рассеялась бы. Но в современном русском языке дело осложнено своеобразным определением «нации», подразумевающим единство языка, истории и культуры, но вместе с тем и единство территории и политической формы. В этом определении перемешаны биологический и политический аспекты.
Нет никаких сомнений, что всех граждан России, и еще многие миллионы людей, оказавшихся после распада СССР за ее пределами, объединяет общая история, принадлежность к единому некогда государству, общая цивилизация. И граждане Российской Федерации, и большинство граждан других стран СНГ по сути представляют собой единую политическую нацию. Эта политическая нация, формировавшаяся в эпоху романовской России, да и в советские времена, основана на объединении разных народов вокруг русского народа. Ни одно из вновь образованных государств не имеет самостоятельной политической истории, исторически оправданных границ, главенствующей идеологии. Каждая из этих стран стала строить новую нацию. Так возник казахстанский, узбекистанский, азербайджанский, украинский, туркменистанский и кыргызстанский национализм. Национализм политический, предлагающий всем этносам новых государств сплотиться вокруг главенствующей политико-культурной формы.
Но в России этого не произошло. Национализм и национальная идея -- даже в политическом, вполне приемлемом смысле -- в России так и остались табуированы. Путаница между нацией и этносом продолжается. Национализм видится только или как шовинистический, или как сепаратистский импульс. Шовинистический, если речь идет о русских. Сепаратистский, если о других народах России.
Если следовать этническому определению нации, мы вынуждены будем признать, что в России живет много наций -- столько же, сколько этносов. И намного больше, чем существует национальных республик. И русский национализм, и национализм меньшинств будут не сплачивать население и общество, но делить его на составляющие. Такой биологический национализм идет против российской государственности и чреват разрушительными последствиями. Русский национализм в таком понимании будет не менее опасен и деструктивен, нежели сепаратистские тенденции. Искусственное стремление сделать Россию этнически однородной зоной приведет к расчленению страны.
Проявления русского этнического национализма, подчас имеющего бытовые и обыденные основания, мы часто видим вокруг нас. Постепенно эти эмоциональные всплески начинают обретать политическое оформление. Как ответная реакция оживляются этнонационалистические организации и в национальных меньшинствах, и в среде мигрантов из ближнего зарубежья. В результате эти процессы могут привести к вспышкам межэтнической розни. И нельзя исключить, что определенные политические силы, которые захотят доставить неприятности нынешней власти в сложный для нее момент 2008 года, не преминут воспользоваться этим. Такая форма «национализма» для нынешней России просто губительна.
В определении «нации» как политического объединения граждан РФ тот, кто после 1991 года оказался гражданином России, независимо от этнической принадлежности, рассматривается как органичный член этой новой российской политической нации. Формирование российской нации по политическим лекалам на базе гражданского общества вполне совместимо с укреплением единства страны, патриотизмом и задачей консолидации населения. Из идеи российской нации может развиться «российский национализм». В отличие от русского национализма или национализма этнических меньшинств России, «российский национализм» не несет в себе ничего заведомо разрушительного или неприемлемого. Однако «российский национализм» не является абсолютным решением проблемы. Дело в том, что население Российской Федерации по основным качественным характеристикам, по историческому опыту, по цивилизационной принадлежности несильно отличается от населения других стран СНГ, которых объединяет с нами не только советский 70-летний период, но долгие века. За границами России в СНГ живут многие миллионы русских. На территории России миллионы нерусских. Но и русские и нерусские всего постсоветского пространства -- это по сути один народ, одна культура, одна политическая нация. Строить свои национальные государства можно только за счет развала и расчленения этого национального единства. По мере строительства политических наций, в том числе и российской нации, различия будут обостряться. Российский национализм будет противопоставлять «россиян» «нероссиянам», т.е. украинцам или казахстанцам.
Строя российскую нацию, мы прочертим окончательные линии разлома по живому -- по тем случайным и неоправданным исторически границам, которые разделили единое пространство. Это, конечно, лучше, чем этнический национализм или вообще отказ от всякой национальной идентичности. Но хуже, чем самый оптимальный вариант -- национализм общеевразийский, который объединил бы в рамках новой Империи и всех разбросанных по новым республикам русских и всех нерусских, принадлежащих к нашей общей цивилизации. Евразийский национализм даст место и развитию русской идентичности, которая сможет свободно развиваться и укрепляться в своем собственном православном контексте. Другие этносы также получат это право. Империя дает доступ к вершинам исторического бытия, но и вместе с тем позволяет расцветать внутри себя сотням тысячам цветов.
Александр Дугин