Москва -- город-мутант. И Первов -- пророк его. Странный город сплошных окраин, по которому ходит фотограф и глядит отчужденным взглядом на то, что с этим миром происходит. И чем дальше он забирается -- тем страньше и страньше то, что он встречает.

Картинки на заборах, гаражах и помойках живут своей особенной жизнью. Лужковская кампания по облагораживанию московских дворов привела к странным эстетическим результатам. И теперь наши дворы украшает «семья осьминогов» или «колобок на пеньке». А Первов как летописец колобков и осьминогов наблюдает за жизнью московских дворов.

Под ногами москвичей мертвые птицы и собачье дерьмо. Глядя прямо на них, одни отворачиваются, другие -- не замечают, а наблюдатель Первов -- работает. Среди его сюжетов -- и старый шприц в пожухлой траве, и коричневые катышки на грязной земле. Он переводит предметы с периферии зрения в центр зрительного поля. Это та Москва, которой мы стремимся не видеть и в которой мы стремимся не жить. Грязный, неблагополучный, перенаселенный азиатский город.

Эта Москва не фасадная. Это город загаженной земли и грязных стен. Экспозиция известного фотографа Георгия Первова открылась в выставочном зале «Пrоекта-Fабrика», при участии Московского Дома фотографии и поддержке фирмы Sony.

Половина первовских фотографий так и лежит на полу выставочного зала (и следы посетительских ботинок дополняют общую картину), другая половина прибита к выгородкам мебельными гвоздями. На полу -- увеличенные фрагменты подножного мира. На перегородках -- уменьшенные виды заборов и стен. «Фабрика» -- новая модная некоммерческая галерея, расположенная внутри советского индустриального здания, в сердце заводского района -- конечно, лучшее место для экспозиции такого рода. Вдоль капитальных стен расставлены чаны, в которые капает вода (потолок, натурально, протекает -- это не инсталляция). Не хватает только индустриальной музыки (жаль, что завод больше не шумит).

Летопись -- не случайное здесь слово. Потому что Георгий Первов -- настоящий хронист. В название каждого из своих снимков он вводит дату, а наименование при этом лишь описывает сюжет и место, где он был подсмотрен (например «2.03.03. Взрыв на стене школы», там и тогда Первов увидел граффити, изображающее взрыв: куски стен разлетаются вверх от небольшого строения). Но это не хроника документалиста, а свидетельство художника.

Первов активно вторгается в реальность. И главное свидетельство этого вторжения -- надписи и рисунки на выгородках. Эти граффити нарисованы явными интеллектуалами (присутствует и цитата из Бродского, и профессиональный набросок бдящего ока с подписью «Большой брат»). Граффити сделаны рядом с фотографиями (и на стенах, и на полу), а читаются как комментарий. Он-то и позволяет определить жанр всего проекта как «тотальную инсталляцию», а не выставку документальной фотографии.

Тотальная инсталляция -- жанр, введенный в оборот Ильей Кабаковым. Ближайший аналог новому первовскому проекту (а возможно, прототип) -- «коридоры» Ильи Кабакова. Темы мусора и грязи вполне кабаковские. Создание номенклатуры предметов совершенно кабаковский прием. Игры с фотографией и текстовым комментарием тоже задействованы в кабаковском художественном пространстве. Не кабаковский -- сам мир, в котором живет Первов.

Сам художник настаивает на «тотальном реализме». Под этим термином он понимает «движение к постижению полноты материальности реальности в ее глубине и подлинности в противовес дигитализации, виртуализации, рафинированности искусства и жизни». Манифест тотального реализма, написанный Первовым, -- один из немногих в нашем молодом искусстве примеров тому, как художник сам подводит теоретическую базу под свой артистический жест. Но суть -- не в манифесте, а в самих снимках.

Камера в руках художника -- страшное оружие. Георгий Первов по первому образованию -- ювелир. И он следит за миром, с ювелирной точностью отмечая мутации городского пространства. Эти странные выбросы жизненной энергии города, оседающие на его стенах и земле. Страшное место, Москва.